За прошедшие десять лет рассказ деда Прокофий сначала иногда вспоминал, но потом, конечно, напрочь забыл. Все это ушло вместе с детскими воспоминаниями, тогда он воспринял всю эту историю, как страшную сказку, которую по ночам рассказывают у костра, чтобы пощекотать себе нервы. Грамоте он выучился, но дальше церковно-приходской школы не пошел. Он решил двинуться по стопам деда и отца, и пошел работать на завод. Жили они с женой не хуже и не лучше других, все было как у людей, но детей пока у них не было.

Вспомнил он рассказ деда после того, как однажды вечером Прасковья рассказала мужу неожиданную новость, о которой с утра говорила вся улица. Прокофий как раз вернулся с завода, и жена накрыла на стол ужин. Она присела рядом и, дождавшись, когда муж утолит первый голод, взволнованно сказала:

— Прокопушка, слышал, че наши бабы сказывают? Наш-то сосед через дом от нас клад нашел…

— Какой такой клад? — пораженно спросил Прокофий. Он даже перестал хлебать наваристые щи с солониной. — Ничего я не слышал, поди бабы твои брешут, как всегда.

— Нет, в этот раз чистая правда, — возразила жена. — Сам послушай, Тимофей откопал целый чугунный горшок серебра! — взахлеб говорила Прасковья.

— Постой, не части так, расскажи подробно, — остановил Прокофий жену. — Большой горшок-то?

— Да обыкновенный горшок, такой, в каком мы кашу в печке томим, чуть сколотый в одном крае оказался, закрыт он был сверху чугунной сковородой и завернут в рогожку, — подробно начала рассказывать жена. — В горшке оказалось много серебряных монет, темные, правда, они были, но это точно серебро.

— Откуда известно, что это серебро? — с сомнением спросил Прокофий. — Поди, деньги-то медные.

— Да что ты! Неужто народ серебро от меди не отличит! — воскликнула Прасковья. И принялась рассказывать дальше. — Медь все равно красноватая, а эти монетки из горшка сверкают, если их потереть.

— А как он их нашел? — жадно спросил Прокофий жену. — Толком сказывай.

— Сосед наш амбар свой перестраивал, — стала говорить жена. — Совсем он у него худой стал, зимой даже крыша от снега провалилась, вот под нижним бревном и откопал нечаянно этот чугунок.

— Зачем же он всем рассказал об этом? — пожалел Прокофий. — Не надо было трезвонить ему на всю улицу, а то теперь поди докажи, что это твой котелок. — По нему было заметно, что эта мысль озаботила его и не дает ему покоя.

— Так по-другому нельзя было, он ведь не один разбирал амбар, ему мужики помогали, — объяснила Прасковья. — Выхода, видно, не было, другие-то этот чугунок тоже увидали.

— Понятно, жалко, что это не удалось сокрыть в тайне, — посетовал Прокофий. — Сейчас все равно его помотают, без урядника тут никак не обойтись. А много там серебра-то в чугунке? — уточнил он.

— Поболе половины будет, сказывали бабы, — охотно отвечала Прасковья. — Еще они толковали, что сосед наш от радости чуть не рехнулся, сначала-то крестился, а потом вдруг в пляс пошел.

— Да все ты глупости какие-то городишь — в пляс пустился, тьфу, — сплюнул Прокофий.

— Как же тут не обрадоваться-то? Такая удача мужику привалила! — с завистью сказала жена.

Пока они говорили, ужин почти остыл. Прокофий без удовольствия дохлебал холодные щи и вышел из-за стола.

После ужина он занялся неотложными домашними делами. Основное строительство дома было, конечно, закончено, но у хорошего хозяина всегда найдется, что нужно доделать, как правило, это всякие мелочи. Благо зима и весна уже закончились, и в свои права вступило лето, надо было успевать. Прокофий и Прасковья только одну зиму перезимовали в своем новом доме, и надо было обязательно утеплить чердак слоем земли. Обычно этот слой насыпали по высоте до четверти сажени, а с прошлой осени они это не успели сделать, потому что торопились закончить строительство.

Прокофий таскал землю на чердак молча, а сам все время в мыслях возвращался к рассказу жены.