Анисим вздохнул, немного помолчал, а затем признался:

— Сначала боялся, потом хотел с Федором, отцом твоим, поделиться. К уряднику твердо решил не ходить, а подумывал я о бабке Серафиме, — говорил дед, мысленно вспоминая свои сомнения. — Ты ведь слышал о ней?

— Конечно, слышал. У нас она одна такая, ее все знают, но без надобности к ней не ходят, — ответил Прокофий. — Я от матушки о ней слыхал, когда она бегала к ней больной зуб заговаривать. А зачем к ней-то ты хотел идти?

— Ну, клад-то явно заговоренный был, а она много знает, умеет, да и ворожея из нее неплохая, — объяснил Анисим. — Но не пошел я тогда к ней, думал-думал, и решил никому ничего не говорить.

— Значит, я первый, кому ты все это рассказал? — произнес внук, задумавшись. — Почему ты все-таки выбрал именно меня?

— На то много причин есть. Ты из нашей семьи единственный, кто маракует грамоте, считай, что по нашим крестьянским меркам это редкий случай.

— Какие же мы крестьяне, если всю жизнь при заводе или прииске живем? — удивился Прокофий.

— Да мы ведь сначала крестьянствовали, а потом уже нас приписали к заводу да прииску, — продолжал Анисим. — С нами уже все ясно, а ты молодой еще, у тебя вся жизнь впереди, есть время разобраться в этой истории. Вдруг, тебе повезет, и этот сундук ты отыщешь.

— А откуда клад-то у главаря этого взялся? — задумался Прокофий.

— Так ведь Емельянка Пугачев не так далеко от этих мест бывал, может, его люди спрятали часть золота, а этот главарь нашел, да перепрятать решил. Кто его знает, как дело было, — размышлял Анисим. — Ты учись, Прокопушка, ученому человеку легче про это узнать будет. Но что-то с этим кладом не то, видимо, придется тебе всю-таки к бабке Серафиме сходить. А моя жизнь к концу подходит, не зря матушка во сне меня призывает, — вздохнул дед.

— Ладно, перестань, опять ты завел свою песню, — попытался успокоить деда внук. — Тебе еще жить и жить надо.

Рассказ деда показался Прокофию необычным, похожим на страшную сказку, которые все любят послушать от старых людей. Хоть с виду он казался парнем большеньким, считай, на Покров ему стукнет тринадцать лет, а ум-то у него был еще, конечно, детским.

Дед Анисим после своего длинного рассказа вымотался, но в душе успокоился, ему стало легче: тяжелый груз, который он таскал с собой больше десяти лет, не исчез совсем, но стал значительно легче.

— Да, ориентир я тебе еще должен сказать, — встрепенулся Анисим. — Нож зарыт совсем недалеко от лиственницы, которая там одна всего растет, около пещеры, а потому приметная. Запомни это.

— Запомню, дед.

— Ладно, внучек, давай в избу вернемся, а то уже скоро наши с огородов вернутся, надо их встретить. И последний мой наказ тебе, — строго произнес Анисим. — Крепко подумай, прежде чем решишься кому-то открыться, как бы беды не накликать, а лучше не говори об этом никому.

Дед замолчал, и было видно, что на этот раз он сказал внуку все, что хотел. Анисим, кряхтя, поднялся и, опираясь на руку внука, направился в дом.

Это был последний разговор Прокофия с дедом. К вечеру Анисим почувствовал себя хуже, он прилег отдохнуть и заснул, а утром не проснулся.