Конечно, я любил ее. Каждый день. Каждую ночь. Каждое чертово мгновение с тех пор, как эта девушка ворвалась в мой спокойный скучный мир.

Я поднял Дарину на руки, уложил на кровать. Ее тело было знакомо мне. Я точно знал каждую родинку, каждую выемку, каждый изгиб. Знал, как заставить ее трепетать и кричать, стонать и корчиться, просить, умолять, жаждать. Но сейчас словно впервые ее касался. Руками, губами изучал заново. От макушки до кончиков пальцев на ногах. Я целовал и гладил ее везде. Растирал и прикусывал, пощипывал и лизал, сходя с ума от потребности сделать своей.

Навсегда.

Дарина лежала подо мной, почти не двигаясь, лишь тихонько хныкала от желания, не смея прерывать меня.

В какой-то момент я почувствовал, что ее ошейник душит меня, и стал непослушными пальцами нащупывать застежку. Кожаная лента улетела куда-то в угол.

– Спасибо, что служила мне, малышка, – пробормотал я ей в кожу.

– Мне не нужен ошейник, чтобы служить тебе, – наконец, обрела голос Дарина. – Я все время это делаю.

И она толкнула меня в грудь, переворачивая на спину, усаживаясь сверху. Теперь настала ее очередь заново меня узнавать. Ласки Дарины стали зеркальным отражением моих. Она была везде. Не оставила ни клеточки без поцелуя или поглаживания. Только когда вся моя кожа горела от ее поцелуев, Дарина осталась довольна и легла на спину, зовя меня наверх.

Мы занимались любовью всю ночь. Долго, томно. Уставая и снова набираясь сил. Кончая, чтобы продолжать. Начинать, чтобы не заканчивать. Не было сил оторваться от нее, отпустить.

Я так и заснул, прижимая Дарину к себе, целуя и собираясь начать путь за очередным оргазмом. Но усталость взяла свое, оставив нас без сил и сознания.

Утром пошел дождь.

Мы стояли у окна, наблюдая, как Коля увозит Казаевых в аэропорт.

Да, это был интересный опыт.

Я поцеловал Дарину в макушку. Она крепче обняла меня.

Как последний гад я мечтал, чтобы ее брата как можно дольше держали в СИЗО.