— А кого на мачте повесили?
— Палицын разговоры мятежников из кустов подслушал. Говорят, по приказу самого Ивашки, вздернули офицера, что его ругать стал. Или эти акулы морские сами повесили, непонятно… Но что вздернули, то точно. Хоть ничего не вижу, но сказали что висит на мачте… И нас с тобой, Петр Иванович скоро вздернут — рядышком сушиться будем…
— Не говори мне ерунду, Алексей Григорьевич! Через час пойдем на штурм и повесим самозванца…
Алехан хрипло рассмеялся, словно ворон закаркал, а Панину от этого клекота стало дурно — командующий гвардией внезапно ощутил, что дела пошли крайне скверно. Это подозрение усилилось словами Алехана настолько, что превратилось в разверзнутую под ногами бездну. Петр Иванович словно окаменел, слушая слова графа.
— Нет птички в клетке! Скампвеи потому и не видно, что взяла Ивашку на борт вместе с бабами и детьми, да уплыли ночью еще в Кобону. Знаешь, что там вотчина фельдмаршала Миниха — теперь сам попробуй птичку вырвать из лап медведя! Вчера надо было нам на штурм идти, а ныне уже поздно… Обманули нас, на мякине провели… Что и говорить — провели за нос, как мужика пьяного на базаре…
Хрип Орлова был заглушен страшным грохотом — крепость окуталась дымом, дав общий залп из всех орудий. Шанец накрыло взрывами бомб, гвардейцы, и без того в плохом настроении, заметались. Слова Алехана слышали многие — а скверные новости имеют свойство распространяться мгновенно, как пожар в сухом лесу.
— Вот видишь, Петр Иванович, как дела пошли… Конец нам, выходит. А крепость брось обстреливать — бесполезно это. Как там первый император сказал — «зело крепок сей орех»… Не по зубам нашим, обломали мы их… Вознеслись горделиво… И шмякнулись жидким навозом… В большую лепешку дерьма превратились…
Петр Иванович осознал, что Орлова нужно немедленно убирать с глаз, иначе он всю гвардию в уныние приведет. А потому подошел поближе и сказал «добрым» голосом, на какой был только способен:
— Графа немедленно отвести к лекарям, и отправить на малой галере в Петербург немедленно, плыть удобно, боевые раны генерал-майор не растревожит. А господ генералов и полковников прошу немедленно собраться на консилию — мы выступаем незамедлительно!
Панин посмотрел, как гвардейцы бережно подняли Алехана и повели его к домам у протоки — там находился лазарет. Все же большой счастливчик этот плут и мошенник — выбрался живым из страшной передряги. Тут поневоле поверишь в его счастливую звезду…
Генерал внимательно рассматривал карту, стараясь найти в ней ответ. Силы, как он знал, примерно равные, и если гвардейцы пойдут в баталию как в последний бой, то нанести поражение войскам Миниха возможно. А потом бросить конницу на Кобону — может быть в этот раз самозванец не успеет из нее удрать, как из Шлиссельбурга…
Глава 18
Кобона
Иоанн Антонович
полдень 8 июля 1764 года
«Видимо, меня от взрыва той бомбы контузило изрядно, недаром в отключке полдня пролежал — потери сознания всегда чреваты нехорошими последствиями. Да и тошнота накатывала — первый признак сотрясения мозга. Одно хорошо, что теперь ясно — мозги у меня есть», — Иван Антонович мысленно пошутил над собою, ощущая заметную слабость.
«Сегодня ведь ровно неделя будет, как я в этой тушке очутился. Седьмой день наполовину прошел, а сколько сделано много. Вернее, изменения большие произошли, более чем серьезные. И самое главное лично для меня — я начал новую жизнь, причем в молодом возрасте, когда нет хворостей, не мучает отдышка, а ноги вполне себе носят мое тело. Можно только радоваться — а ведь три дня тому назад меня в зловонном каземате прикололи бы шпагой, или воткнули в живот штык.
Неприятная перспектива, что тут скажешь!
А жить благодать — лето кругом, от озера влажный ветерок, яблони отцвели. Как там у наших классиков сказано в бессмертном творении про «великого комбинатора» — «понюхал старик Ромуальдыч портянку и аж заколдобился». Да уж! А если без шуток — то выжил я не для того чтобы дальше жить, судя по всему меня для свершения работенки Высшие силы направили, пока неясно какой, но делать все равно придется. Явно не для того, чтобы я на этой кровати вступал в соития с любезной княжной или лишал девственности Марию Васильевну. Девица полна романтической любовью к несчастному принцу, и когда часы пробьют двенадцать, то Золушка превратится в невесту в прекрасном подвенечном платье. И они будут жить долго и счастливо, и умрут в один день.
Какую хрень только не навыдумывают!