– Вы имеете в виду ваше рассуждение о рабстве негров? И о неравенстве в распределении богатств? То место, где вы пишете: «Сто гордых граждан утопают в роскоши, а тысячи не имеют надежного пропитания»?

– О, я вижу, что вы действительно внимательно читали мое сочинение! Да, я говорю именно об этом.

– Но дело в том, что я сам глубоко возмущен сохранением у меня на родине рабства! – заверил Ваня. – И я верю, что в скором времени граждане Америки покончат с таким позорным явлением.

«Не так уж и скоро это будет», – подумал он про себя.

– Если так, – сказал меж тем Радищев, – если вас возмущает рабство – значит, мы мыслим сходно. Потому что нет ничего, что так возбуждало бы мое негодование, как рабство людей. И у нас в России оно гораздо возмутительнее, чем в Америке, потому что рабами являются наши соотечественники, такие же русские люди. Миллионы русских крестьян находятся на положении рабов. Это не дает мне покоя ни днем, ни ночью! И я даже задумал изложить свои мысли… Знаете что? Я вижу, вы, как и я, покончили с едой. Давайте выпьем еще по бокалу вина, и я покажу вам одно свое приобретение – я возлагаю на него большие надежды.

Они отдали дань отличному вину, затем поднялись и, выйдя из столовой, по винтовой лестнице спустились в подвал. Радищев открыл дверь, зажег свечи, и Ваня увидел небольшое помещение, посредине которого стоял печатный станок. По стенам виднелись ящички наборных касс. В воздухе стоял стойкий запах металла и типографской краски.

– Это моя гордость – типография, которую я приобрел в прошлом году, – объяснил Радищев. – Здесь я хочу отпечатать книгу, в которой изложу свои взгляды на положение в России. По виду это будут обычные путевые заметки, так что цензура может не обратить на них внимания и пропустить.

– А я как раз и хотел вас спросить о положении в России, – сказал Ваня. – Видите ли, мои друзья, американцы, видя большие успехи, достигнутые правительством государыни Екатерины Алексеевны, хотят узнать, правда ли эти успехи так велики и в чем их секрет? Мы хотим научиться искусству управления…

– Успехи? О каких успехах вы говорите? – воскликнул Радищев. – Население Российской империи сейчас составляет около 30 миллионов душ. И из этих 30 миллионов едва ли 600 тысяч пользуются благами цивилизации, остальные же живут хуже дикарей древности! Те, по крайней мере, были свободны, наши же дикари всю жизнь проводят в оковах. У нас, сударь, на деле существуют два народа, которые с трудом понимают друг друга. Один народ – это дворянство. Они пользуются всеми преимуществами своего сословия, которые императрица Екатерина значительно усилила. Они образованны, знают языки, могут делать карьеру, а могут выйти в отставку и предаваться неге. Меж тем большинство пребывает в рабстве, нищете и невежестве!

– Да, я заметил, что грамотных совсем немного, – согласился Ваня. – Однако, путешествуя по стране с кортежем государыни, голодных я не видел. Крестьяне производят впечатление довольных своей участью…

– Довольных, вы говорите? – воскликнул Радищев. Он буквально кипел от гнева, глаза его потемнели, на щеках выступили пятна. – Коровы в загоне тоже бывают довольны и идут, куда их гонят, и стоят, где поставят. А потом отправляются на бойню и до последнего мгновения не ведают о своей участи. Но ведь мы говорим о людях! Да, вдоль пути следования императорского кортежа вы, конечно, не увидите признаков голода и бедствий. Но поверьте мне, я знаю положение в стране лучше многих: каждый год голод случается то в одной, то в другой части империи. И даже если правительство захочет уменьшить страдания голодающих, оно не сможет этого сделать, потому что дороги в ужасном состоянии и доставить обозы с хлебом нельзя. Невежество в народе ужасающее, они верят в нечистую силу, ведьм и чертей. Когда в Москве случилась чума, народ убивал докторов, видя в них виновников бедствия. И это вы именуете успехами? У такого правительства хотите учиться? Да, положение в целом кажется сносным, а если вельможи постараются, оно выглядит даже блестящим. Но ужасный разрыв между двумя главными сословиями – это язва, поразившая тело нашей страны. Когда-нибудь эта язва лопнет, и гной потечет наружу!

– Скажите, а у кого еще я мог бы получить столь же смелое и независимое мнение? – спросил Иван. – Мне называли господина Новикова, живущего в Москве…

– Николая Ивановича? Тот, кто дал вам такой совет, – поистине человек просвещенный. Николай Иванович есть истинный наш Гутенберг. Он таковую страсть к изданию книг, к просвещению народа имеет, какой я ни у кого не видывал. Мы с ним знакомы, он мой старший товарищ. Пятнадцать лет назад он напечатал в журнале «Живописец» отрывок из одного моего сочинения… важного сочинения. Так что будет очень правильно, если вы за ответами на ваши вопросы обратитесь также к Новикову.

…На следующее утро Иван выехал в Москву и спустя три дня прибыл в древнюю столицу. Адреса Новикова он не знал, но, помня, что тот возглавляет журнал Московского университета, решил сразу ехать на Моховую, к Воскресенским воротам, где в то время располагался университет.

Ему повезло – просветитель и издатель находился здесь, в типографии журнала «Московские ведомости». Ваня подошел, представился и попросил выделить ему время для беседы. Это оказалось делом не таким простым: день Новикова был расписан по минутам. Наконец, полистав книжку с росписью запланированных на сегодня встреч (предшественник современного органайзера), Новиков назначил гостю встречу в четыре часа в книжном магазине на Воздвиженке.

Оставшееся до четырех время Иван бродил по Москве, сравнивая ее с Петербургом. В смысле архитектуры и благоустройства Первопрестольная сильно проигрывала столице. Однако она показалась Полушкину городом более живым, приветливым.

Ровно в четыре часа он явился в книжный магазин и действительно застал там Новикова – тот заканчивал беседу с молодым купцом из Омска, приехавшим приобрести в Москве партию книг.

– Ну вот, все дела до пяти часов вроде закончил, – сказал Новиков, – можно и побеседовать. Батюшки, да ведь я сегодня совсем пообедать забыл! Давайте, господин – простите, не запомнил вашего имени, – пойдемте в ближайший трактир, тут есть весьма приличный. Пообедаем, да заодно и побеседуем.

– Зовите меня Джон, – сказал Полушкин. – А насчет трактира мысль отличная. Я тоже как-то забыл поесть.

Они прошли в трактир, о котором говорил Новиков, заказали обед – щи, мозги с горошком, соленые огурцы и на десерт – слоеный пирожок. Когда первый голод был утолен, Ваня напомнил о цели своего приезда: