– Встань и скажи мне свое имя и звание.

Видно было, что киевлянин от близости государыни оробел. Однако не совсем потерялся – поднялся с колен и сказал:

– Тимофеев я, ваше величество, государыня императрица, Тимофеев Степан. А звание мое купеческое, зерном я торгую.

– Очень хорошо, Степан Тимофеев. Хорошо, что не оробел и отвечаешь мне прямо. Хочу тебя спросить: давно ли ты подать подушную платил?

– А вот сразу после Николы зимнего, ваше величество, – ответил Тимофеев.

– А много ли платишь?

– Много, ваше величество, сорок шесть рублей и алтын!

– А дорожная подать велика ли?

Купец ответил и про дорожную подать. Последовали вопросы о том, служат ли у него сыновья в солдатах или он откупил кого (Тимофеев ответил, что да, откупил старшего сына), не собирали ли в последнее время особые деньги на встречу государыни (последовал ответ, что точно, приходил капитан-исправник и брал по четыре рубля с каждого купца и по рублю с простого обывателя), и как идет торговля зерном, и не чинит ли кто препятствий, и доволен ли купец Тимофеев и другие состоянием дорог… В целом государыня беседовала с купцом не менее получаса, несчастный даже вспотел, даром что стоял хороший морозец. Как видно, Екатерина осталась довольна беседой, потому что в конце заявила:

– Хорошо отвечал ты мне, Степан Тимофеев. Не робел, не запинался, а главное – не врал. И за то я тебя награжу. – И, не оглядываясь, негромко позвала: – Дормидонт!

Дормидонт Савельевич Устрялов, управляющий дворцовым хозяйством, взятый Екатериной с собой в поездку, тут же оказался рядом с государыней. Это был благообразного вида человек лет сорока пяти, с пухлыми губами и бородкой клинышком.

– Шубу дай на него, – приказала Екатерина.

Она не уточнила, какую шубу надо дать, но Дормидонту Устрялову уточнений и не требовалось. Он кинул на стоявшего перед ним купца оценивающий взгляд, тут же бросился к повозке с пушным добром и спустя минуту вернулся, держа в руках кунью шубу нужного размера. Собственноручно надел подарок на оробевшего теперь Тимофеева, взглянул, подходит ли (подходила точно), и отступил.

– Служи своей государыне, Степан Тимофеев, так же честно, как сейчас служишь! – сказала Екатерина на прощание. После чего села в карету и велела ехать в Софийский собор.

«Американские гости», внимательно наблюдавшие за императрицей и отмечавшие каждое ее действие, заметили, что и в следующие дни государыня, прогуливаясь по городу, часто останавливалась и беседовала с жителями из самых разных сословий: чиновников, мещан, священников и дьячков, помещиков. Всех расспрашивала об их положении, делах, нуждах, о платимых налогах, спрашивала, нет ли жалоб на злоупотребления и лихоимство. Таким путем государыня получала необходимую информацию из источников, не зависящих от ее чиновников, и одновременно завоевывала любовь и уважение своих подданных.

Возле Софийского собора Екатерину ожидала еще одна встреча. У входа в собор государыню приветствовал не кто иной, как светлейший князь Григорий Потемкин. Не усидел князь в своем Кременчуге, приехал встретить любимую государыню (и просто любимую женщину) в Киев. Да не один: князь привез своих племянниц, а также маршала Александра Суворова, русского посла в Польше Штакельберга и митрополита Амвросия.

Окруженная разросшейся свитой, Екатерина вошла в собор и долго там молилась. А потом велела везти себя во дворец.

Дворец этот, позже получивший название Мариинского, специально к приезду Екатерины строил знаменитый Растрелли. Он был возведен на стыке трех частей города, из дерева, в том пышном стиле, который итальянский мастер так успешно применял в других сооружениях и который так нравился Екатерине. Однако зодчий, торопясь выполнить строгое указание Румянцева, возвел дворец слишком рано, закончив стройку еще в начале зимы. К тому же и дерево для строительства, как видно, мастеру поставили недостаточно выдержанное. В результате полы кое-где рассохлись и скрипели, чего Екатерина терпеть не могла, и вообще дворец показался ей не так хорош, что она не преминула высказать в первый же день, за обедом. Услышав этот упрек, обидчивый фельдмаршал Румянцев надулся и заявил, что, дескать, «его дело не управлять городами, а брать их», чем намекал на свои прошлые военные заслуги.

Екатерина не обратила внимания на бурчание киевского губернатора. Она была не гневлива и умела прощать мелкие огрехи своих подчиненных. Однако взяла себе на заметку, что Петр Румянцев – управляющий никудышный и что его надо на этом посту заменить. (И в том же году Екатерина это свое намерение выполнила. Когда началась новая война с Турцией, она назначила графа Румянцева командовать Второй армией. Назначение было с виду почетным и как раз по склонности Румянцева «брать города». Но, по сути, тут была издевка: главнокомандующим всей русской армией был назначен Потемкин, которому Румянцев должен был подчиняться. Это глубоко оскорбило фельдмаршала, и спустя несколько лет он запросился в отставку.)

Перед обедом Екатерина имела небольшую беседу с Потемкиным и статс-секретарем Безбородко и за столом объявила о своих дальнейших планах: