— Поблагодарить бога за спасение на море, что уже сделал, — соврал я, — и узнать, какой сейчас год от рождества Христова.

— Зачем тебе знать это? — полюбопытствовал он.

— Да меня один провидец предупреждал, что Иисус сказал: «В тысячелетнее царство моё» и после тысячного года наступит конец света, — опять согрешил я.

— Поменьше слушай всяких проходимцев! — раздраженно посоветовал служитель культа.

— А вдруг он прав, и я не успею подготовиться, замолить все грехи?! — почти искренне воскликнул я.

— Успеешь, — заверил мой собеседник. — Ты так долго не проживешь.

Тогда я зашел с другой стороны:

— Полденария на нужды храма не помогут мне услышать ответ? — и показал половинку серебряной монеты.

Служитель культа цапнул ее и произнес:

— Сейчас семьсот семнадцатый год от рождества Христова.

Из того, что изучал в школе, я помнил, что восьмой век в Западной Европе будет одним из так называемых темных. Что ж, поблуждаем в темноте. Нам не впервой.

4

Чтобы не платить за место в конюшне и корм, я собирался купить лошадей, когда будет готово седло. Всё остальное, включая конские доспехи, сделали за два дня. К ним я прикупил попоны, летнюю и зимнюю, удила, поводья, скребок и два больших кожаных мешка, чтобы везти припасы на вьючной лошади. Куда именно поеду, пока не знал. Судьба в виде какого-нибудь купеческого каравана подскажет. В Бордо точно не останусь. Слишком маленький город, в котором все друг друга знают. Эдакая замкнутая община, в которой у каждого своё место, и движение вверх закрыто почти наглухо, зато вниз — запросто. Может быть, в столице королевства Тулузе будет интереснее. Если нет, подамся в Константинополь — главный город ойкумены. Все дороги сейчас ведут в него, даже проходящие через Рим.

В тот день я возвращался на постоялый двор с двумя новыми колчанами, заполненными новыми стрелами, которые, конечно, не тянули на изготовленные карфагенскими мастерами, не говоря уже о константинопольских, но получились довольно приличными, даже лучше, чем ожидал. Рядом с городскими воротами повстречался с всадником на рыжем мерине, который вел на поводу гнедого жеребца, довольно крупного, как раз годного на роль боевого коня.

Всадник остановился возле командира караула, наполовину седого шатена со шрамом от лба над правым глазом через перерубленную переносицу и до левой щеки, и сообщил:

— Не понравился епископу мой конь. Сказал, что слишком резвый, ему поспокойнее надо.

— Зря он так! Я бы такого с удовольствием купил! — сильно гундося, произнес командир.

— У тебя на такого денег не хватит! — надменно усмехнувшись, бросил всадник.

— А сколько ты хочешь за него? — вмешался я в разговор, даже не став проверять коня, потому что епископу фуфло не стали бы втюхивать.

Всадник сперва собирался и мне ляпнуть что-нибудь высокомерно, а потом, как догадываюсь, опознал во мне того самого ромея, который, спасшись чудом, теперь сорит деньгами, заказывая странные предметы у местных мастеров, поэтому деловым тоном сказал: