— А с лодкой что будешь делать? — вмешался один из рыбаков — степенный белобрысый мужик с длинными жилистыми руками, покрытыми длинными светлыми волосинами, который говорил на латыни с таким же «германским» акцентом.

— Продам, — ответил я.

— За сколько? — спросил он.

— А ты сколько дашь? — ответил я вопросом на вопрос.

Такая манера вести разговор обычно сбивала германцев, задумывались ненадолго, но не рыбака.

— Пару денариев, — ответил он.

— Только в уключинах железа денария на три, — сообщил я.

— Да, интересные они, первый раз такие вижу, — произнес он.

На его лодке уключины были из двух изогнутых, деревянных колышков, вбитых в планширь.

— Хорошо, дам пять денариев, — продолжил он.

Я не стал торговаться дальше. Мне что пять денария, что десять — не большая разница. В благодарность за уступку рыбак проводил меня до постоялого двора, расположенного неподалеку от главных городских ворот, и донес мои бригандину и шлем после чего отправился домой за деньгами. Весла с уключинами он оставил двум своим сыновьям, которые понесли их, вместе с уловом, сложенным в большую корзину, сразу домой через ближние городские ворот.

От главных отходила римская дорога, которую, видимо, постоянно ремонтировали, потому что находилась в приличном состоянии. Метров двести по обе стороны ее шел пустырь с под корень объеденной травой, который, как догадываюсь, используют еще и во время ярмарок, а затем шли постоялые дворы и обычные дома, образуя что-то типа слободки. Рыбак привел меня в ближний и самый большой постоялый двор, который ничем не отличался от тех, что я видел в обеих Римских империях и не только в них. Они появились с тех пор, как города обзавелись крепостными стенами и начали закрывать ворота на ночь, а припозднившимся состоятельным людям надо было где-то переночевать. Беднота спит на улице. Когда развитие артиллерии сделает крепостные стены ненужными, постоялые дворы превратятся в гостиницы. И хозяин был похож на римлянина — черноволосый, носатый, улыбчивый.

— Знатный воин желает остановиться в моем заведении? — первым делом спросил он. — Ты сделал правильный выбор! Мое заведение — лучшее в городе!

— Да, — ответил я. — Пробуду здесь несколько дней, пока не куплю коня и еще кое-что.

— Я предоставлю тебе самую лучшую комнату! — тут же пообещал он.

— Если ты решил, что лесть поможет обобрать меня, то сильно ошибся, — сказал я. — Мне нужна просто хорошая комната за разумную цену. Или я завтра переберусь в другое место.

— Как скажешь! — продолжая улыбаться, но уже без былого задора, продолжил хозяин постоялого двора. — У меня есть такая комната. Она стоит два нуммия за ночь или денарий за неделю. Питание за дополнительную плату. Моя жена очень хорошо готовит!

Поскольку я понятия не имел о денежной системе, действующей в Бордо, которая явно не совпадала ни с западно-римской, где денарий когда-то равнялся десяти ассам, позже шестнадцати, а потом и вовсе вышел из употребления, ни с восточно-римской, где вместо него была силиква, и желания прямо сейчас ходить и узнавать, то согласился. Дольше недели я вряд ли проторчу здесь, поэтому денег за лодку должно хватить на постой и еду.

Комната была на втором этаже. Чтобы попасть в нее, надо было пройти через большой зал, на одной половине которого, возле двери, ведущей на кухню, стояли дубовые три стола и по паре лавок возле каждого, а на другой был невысокий деревянный помост, застеленный соломой, покрытой рогожами, и предназначенный для не совсем богатых, готовых переночевать там вповалку с другими такими же. Рядом с кухней была и крутая деревянная лестница, ведущая на второй этаж, где находились шесть комнат: первая была большего размера, хозяйская, с окном, выходящим во двор и закрытым деревянными жалюзи, большой кроватью у стены справа от входа и двумя маленькими, детскими, слева, и пятью комнатами поменьше. Я попросил расположенную в самом конце полутемного коридора, свет в который попадал только из хозяйской комнаты. Не хочу слушать чужую семейную жизнь, особенно крики детей, которые сейчас отсутствовали, наверное, гоняли по окрестным полям и лугам. В комнате тоже было окно, закрытое жалюзи, кровать, рассчитанная на семейную пару, и низкая табуретка с отверстием в центре, под которое, как пообещал хозяин, рабыня вечером принесет и поставит глиняный кувшин с водой — нынешний вариант туалета. Если есть рабы, значит, я не слишком далеко переместился.

— Вещи не украдут? — спросил я, складывая свое барахло на пол под окном.