То, что не ошибся я в нем, Голиков доказал вскоре еще раз. Как-то по старой памяти заглянул он ко мне на минутку, поговорили, вспомнили мимолетом былое, но больше о новом речь шла: о житье-бытье, работе, службе. И распрощался было уже человек, как влетел в комнату оперуполномоченный из Железнодорожного района и бросил с ходу коротко:

— Кража!

А следом позвонил постовой милиционер и сообщил, что подозрительные люди с узлами расположились в сквере.

Собрались быстро. Уже нетерпеливо дрожал газик, когда Голиков придержал меня за локоть:

— Возьми, Григорий Иванович. Может, смогу помочь.

— Ну давай в машину.

План операции родился в пути. Подходить в форме рискованно. Почувствуют неладное, поднимутся, а вещи оставят. Скажут: не наши, ничего не знаем. Доказывай тогда. Вот где может пригодиться Голиков. Пусть спросит, кто такие, почему в поздний час сидят с узлами. Только бы он не переборщил по неопытности.

Дальше события развивались по-задуманному. Компания решила избавиться от назойливого, расшумевшегося гражданина и дружно поднялась со скамьи, захватив узлы...

И снова шумной вечерней улицей мы шагаем по городу мимо огней реклам, мимо окон домов. Откуда-то льется музыка, где-то назначаются свидания, куда-то спешат по своим делам горожане, а я все думаю, что рядом со мной идет человек, который к этому безмятежному спокойствию тысяч людей и их ничем не потревоженным труду и отдыху имеет самое непосредственное отношение. Потому что он, этот человек, которого Родина наградила орденом Ленина, стоит на страже спокойствия и порядка жителей своего города.

Э. БАРСУКОВ

ПИРАТ, СЛЕД!

Пытаясь перегрызть цепь, пес вставал на дыбы, в отчаянии кидался прочь от привязи, но ошейник мертвой хваткой сжимал горло. Тарахтело кольцо на тугой, точно струна, проволоке, усиливая панический ужас, внезапно овладевший им.

Вокруг полыхали отблески пожарищ, все ближе подкатывалась орудийная канонада. Страшные звуки надвигались отовсюду. И он судорожно метался из стороны в сторону. Затем поднял морду к небу и завыл. По-волчьи. В полный голос.

* * *

Начиналась метель. Под порывами ветра забилась поземка, зазвенели оборванные провода. Мглистое небо сдавило кварталы города свинцовой тяжестью. Ветер гудел в развалинах домов, откуда тянуло гарью и копотью, срывал со стен обрывки приказов бывшего коменданта генерал-майора Киттеля, отпечатанные на русском и немецком языках.

По мостовой громыхали краснозвездные «KB», двигалась мотопехота.

— Родимые! Соколики! — Женщины, обмотанные платками, кто в телогрейке, а кто в старых потрепанных пальтишках, выбегали навстречу солдатам.

...Федор глядел по сторонам и не узнавал родного города: от Ворошиловского проспекта до вокзала — почти ни одного уцелевшего здания. Скорбные руины на Пушкинской, Шаумяна, Буденновском проспекте.

Сухой снег колол щеки, забирался за воротник. Ванин не замечал холода.

А люди все бежали и бежали навстречу...

Прибывшие вместе с регулярными частями Советской Армии, сотрудники милиции начали наводить порядок на улицах. Патрульные группы прочесывали кварталы — нет ли где оставшихся гитлеровцев, диверсантов. За участковыми уполномоченными закреплялись зоны.