— Может, вы ее позовете?
Я позвала.
Попробовала, как он, произнести нараспев:
— Кис-кис-кис!
Ноль реакции. Зато хоть увидела ее за тонким стволом белой березы — большая пушистая серая тень, застывшая в настороженном ожидании. Я присела на корточки:
— Кис-кис-киса, иди ко мне, кисонька!
Она не сдвинулась с места, спасибо, хоть дальше не убегала. Сидела и смотрела на меня.
— Кисонька, кисуля, иди ко мне, моя хорошая.
Друг Гарретта протянул мне банку с кормом, которую я выставила перед собой. Ее мордочка задралась. Она принюхивалась.
— Иди сюда, моя сладкая, — продолжала я. — Ну, иди ко мне. Кис-кис-кис.
Она сделала ко мне шаг.
Она шла ко мне.
Потом побежала и довольно заурчала, когда я протянула к ней руку и принялась гладить шерстку.
— Ух ты! — воскликнул друг Гарретта. — Как это у вас получилось?
В машине кошка Гарретта несколько секунд повыла, затем свернулась клубком и заснула рядом со мной, на пассажирском сиденье. Майк сказал, что он не может взять ее к себе. А вы можете?
Конечно, я могла.
Я вырвала из записной книжки листок и оставила на двери записку:
«Гарретт, пожалуйста, как только прочтешь это, сразу позвони мне или Майку. Мы очень волнуемся. Твоя кошка у меня. Шерри Сеймор».
На обороте я написала номер своего телефона — на тот случай, если он его потерял.
— А это еще что за чертовщина? — спросил Чад, войдя в дом. С работы его подбросил Фред. Они как раз выполняли заказ на нашей улице. Я и сама вернулась всего час назад. Кошка сидела на диванчике в прихожей. Сейчас она смотрела на Чада.