Неудивительно, что передовые части Красной армии, натолкнувшись на столь мощные заграждения, встали намертво. Взять с ходу, наскоком всю эту гранитно-бетонную крепость не получилось – с большими потерями в живой силе и технике дивизии отошли…
Наконец, после упорных и кровопролитных боев, в Москве решили радикально изменить тактику наступления. Во-первых, сократили полосу для каждой дивизии, что усилило ее ударную силу и повысило концентрацию танков и артиллерии. Во-вторых, разбили атакующую группировку на две части – 7-ю армию и 13-ю, специально созданную для прорыва линии Маннергейма.
Седьмая осталась в подчинении командарма 2-го ранга Мерецкова, а новую, Тринадцатую, возглавил комкор Грендаль. Оба – талантливые полководцы, имеющие большой боевой опыт и обладающие немалыми организаторскими способностями, настоящие зубры в своем деле. Мерецков успешно воевал в Гражданскую, сражался в республиканской Испании, разгромил итальянский экспедиционный корпус в районе Гвадалахары, за что был награжден орденом Красного Знамени.
Владимир Грендель еще в Германскую достиг чина полковника, затем служил в Красной армии (в основном на штабных должностях), занимался вопросами артиллерии, считался видным военным ученым-теоретиком. Главную роль при его назначении сыграло то, что он был уроженцем Финляндии и прекрасно знал местные обычаи и порядки. Это могло пригодиться при контакте с местным населением.
Советскую группировку на Карельском перешейке значительно усилили. Седьмая армия получила двенадцать стрелковых дивизий, одиннадцать артполков и пять танковых бригад (плюс пулеметную бригаду, два отдельных батальона тяжелых танков и десять авиаполков), а Тринадцатая – девять стрелковых дивизий, девять артполков, одну танковую бригаду, два отдельных батальона тяжелых танков, один кавалерийский полк и пять авиаполков. Техники и людей на Северо-Западный фронт пригнали столько, что некуда было девать, военные толкались на передовой и мешали друг другу. И вот перед армиями поставили главную задачу – преодолеть предполье и взять, наконец, пресловутую линию Маннергейма.
А с этим оказалась проблема. Огромная военная машина РККА билась о непреступные стены финской крепости, но пробить их никак не могла. Дивизии медленно вгрызались во вражескую оборону, отходили и вновь наступали, но значительных результатов пока не было. Между тем людские потери с каждым днем росли, а надежды на скорую и легкую победу над противником таяли.
Стало понятно, что быстрого и легкого похода на Хельсинки не получится, финны будут упорно обороняться, яростно защищать каждый клочок дорогой Суоми, биться за каждое село, хутор, амбар, использовать все возможности, чтобы остановить и по возможности разгромить советские части. Скорой победы ожидать не приходилось. Между тем время шло, в Кремле недовольно хмурили брови и требовали результатов. И если их в ближайшее время не будет…
Так что воевать Красной армии в Финляндии предстояло еще много, долго и упорно, значит, и для бронелета найдется работа. И к ней надо готовиться. Потому майор Злобин приказал – чистить оружие, латать обшивку и по возможности отдыхать. Но при этом бдительности не терять и помнить, что противник близко. Враг не дремлет!
Глава седьмая
Над замерзшим лесом лениво занимался мутный рассвет – серенький зимний день все никак не хотел разгораться. Из кабины бронелета, потягиваясь и зевая, вылез Матвей Молохов – с утра заняться зарядкой и размять затекшие мышцы.
Ему, при немалом росте, приходилось в бронелете особенно тяжело: в салоне спали сразу четыре человека – майор Злобин, капитан Лепс, он, Матвей Молохов, и еще Пан Профессор – Герман Градский. Ложились поочередно то на сиденья-диваны, то прямо на пол, на ящики и коробки с продуктами, подстелив под себя байковые армейские одеяла и завернувшись в спальники.
Сергей Самоделов, как и полагается, ночевал в кабине, и ему было удобнее всех – более-менее свободно, а вот остальным приходилось тесниться. Матвей, как мог, поджимал под себя длинные ноги, чтобы уместиться, но удавалось это с трудом. Поэтому по утрам он еле-еле разгибался и, полусогнутый, вылезал из машины. Требовалось не менее десяти-пятнадцати минут, чтобы привести себя в порядок и войти в форму – надо было побегать, поприседать, попрыгать, размять затекшие мышцы…
Этим Матвей и занялся – стал делать гимнастику, отрабатывать привычный комплекс в стиле старого, доброго ушу. И полезно, и приятно – позволяет сразу проснуться и получить заряд бодрости на весь день.
За этими упражнениями его и застал командир 3-го батальона капитан Лапшов. Он минут пять с удивлением наблюдал, как полуголый здоровяк-старлей (майка, трусы, на ногах – сапоги) машет руками, приседает, прыгает, принимает странные позы и выкрикивает непонятные, чужие слова. От разгоряченного тела валил пар, что делало это зрелище еще более диковинным – надо же так разогреться на морозе!
Наконец Лапшов не выдержал и подошел:
– Здравия желаю! Что, зарядкой занимаетесь?
– Так точно, – поприветствовал капитана Молохов, – занимаюсь, а то мышцы за ночь затекли. А надо быть в хорошей форме…
– Правильно, – одобрительно кивнул комбат, – утренняя зарядка – это хорошо. А вот моих ни за что не заставишь ее делать, только из-под палки. Даже комсостав, не говоря уже о рядовых красноармейцах. А вот вы, смотрю, сами, добровольно, да еще удовольствием… Кстати, что у вас это за странные упражнения, товарищ старший лейтенант?
– Народная китайская гимнастика, – ответил, не переставая махать руками и ногами, Молохов, – научился, когда служил в Поднебесной…
– А, так вы, значит, помогали китайским товарищам, – понимающе протянул Лапшов. – Как же, слышал! Нам на политзанятиях рассказывали… Ну, и как там, в Китае? Как люди живут?