– Теперь нам нужно проделать все это, включая разговоры. Если мы выполним все от начала до конца, то вы вспомните детали, когда будете давать показания или если вас вызовут на перекрестный допрос. Ваши слова прозвучат правдиво, потому что вы будете говорить правду.
Она кивнула.
– Итак, куда вы теперь, мисс Рафферти? – спросил я.
– Если Дженни заснула, мне надо съездить за ее вещами в Брайанстаун.
Голос у нее был деревянным, невыразительным – в нем не осталось ничего, кроме едва уловимого налета грусти.
– Боюсь, что доступ в дом все еще закрыт, – сказал я. – Но если хотите, я могу отвезти вас туда и принести из дома все, что нужно.
– Было бы здорово. Спасибо.
– Тогда поехали.
Я встал, по-стариковски опираясь о стену. Фиона застегнула пальто, замотала вокруг шеи шарф. Ребенок перестал плакать. Мы еще минуту постояли в коридоре, прислушиваясь у двери в палату Дженни, ждали, не остановит ли нас оклик, движение или еще что-нибудь, – но не услышали ни звука.
Эту поездку я буду помнить до конца жизни. Именно тогда у меня была последняя возможность отыграть все назад: взять вещи Дженни, сказать Фионе, что обнаружил изъян в своем грандиозном плане, отвезти ее обратно в больницу и распрощаться. В тот день по дороге в Брокен-Харбор я был человеком, которым стремился стать всю свою взрослую жизнь, – детективом, расследующим убийства, лучшим в отделе, тем, кто раскрывает дела, ни на шаг не выходя за рамки закона. Уезжая оттуда, я уже был кем-то другим.
Фиона, прижавшись к дверце, смотрела в окно. Когда мы выехали на шоссе, я снял одну руку с руля, достал свой блокнот с ручкой и протянул ей. Пока она писала, пристроив блокнот на колене, я держал ровную скорость. Закончив, она вернула мне блокнот и ручку. Я глянул на страницу: почерк четкий, округлый, с небольшими быстрыми росчерками на концах слов.