Всхлипнув, я поцеловала его в щеку. Потом подняла его правую руку, чтобы провести ею по шармам браслета в последний раз. Я вздрогнула, когда поняла, что браслета нет, – но его смерть затмила эту потерю.

Нежно убрав его руку под одеяло, я сделала шаг назад.

– Прощай, Джейк, – прошептала я. – Увидимся однажды среди звезд.

Долгое время я жила в тумане. Мне было физически больно оттого, что его нет. Дыра, которая осталась после него, была слишком большой, чтобы все это принять.

– Я не хочу этого делать. Пожалуйста, не заставляй меня, – свирепо сказала я папе, когда он завел меня в часовню в день похорон. – Я не могу прощаться. – Я была одета в самые разные цвета – так захотел бы Джейк, – несмотря на то что мне самой хотелось одеться в черное с головы до ног.

Папа сжал мою руку, словно я собиралась сбежать, как раньше.

– Я тоже не хочу, но мы должны, милая, ради него.

Я позволила ему усадить меня на переднюю скамью рядом с Мэгги. Мы сжали руки; мои друзья сели. Мне стало чуть легче от осознания, что они рядом, как на похоронах дедушки. Джейк в тот день выглядел так красиво в своей парадной форме! Я чуть не ударилась в слезы при этой мысли, но сжала зубы. Рядом со мной села мама, вопросительно глядя на меня. Том встал чуть поодаль. Я кивнула ей на скамью сзади, показывая, что она может сесть с Шелл, Хлои, Элоизой, Джонни и Оуэном. Мама не заслужила место впереди. И все равно я словно слышала голос Джейка в голове, как свою совесть. Она пока не заслужила свое место, но однажды заслужит. Я надеялась, что это правда.

Я не все помню и не знаю, как глубоко ушла в себя, но вдруг Мэгги заговорила о Джейке, а потом папа – от своего имени и Рэя, и я понятия не имела, что они сказали. Потом назвали мое имя, и ноги, словно чужие, понесли меня к алтарю. Пока я смотрела на людей, что пришли попрощаться, часть меня думала, что все это – неправда. Что в любую секунду Джейк распахнет двери, улыбнется и скажет: «Попалась, Джонс».

Но он не появился, хотя я прождала добрую минуту, пока люди неловко ерзали на местах. Я увидела, как Элоиза встает, чтобы подойти ко мне, и это наконец заставило меня поднять подбородок и начать говорить. Это крошечная часть того, что он заслужил.

– Я любила Джейка, – просто сказала я. – Мне понадобилось больше времени, чем ему, чтобы это понять, но это была великая любовь. Это все еще великая любовь. Он был моим лучшим другом, моей родственной душой, моим защитником, моим соучастником, моей лучшей поддержкой, моей самой сильной страстью. Я всегда буду скучать по нему. Словами Джейка невозможно… – мой голос срывается, слезы затуманивают взгляд, – описать. Поэтому я даже не буду пытаться. Это моя траурная речь и мое прощание. – Я отхожу от алтаря и подтаскиваю мольберт к центру. Папа заранее принес его сюда.

Стянув ткань, я смотрю на работу, над которой провела столько ночей со дня его смерти. Я чувствовала себя обязанной его нарисовать, удержаться за последнее, прежде чем попрощаться навсегда. Рисовать без браслета на запястье было еще труднее: паника накрывала меня каждый день при мысли о том, что я могу никогда его не найти. Я везде расклеила объявления через три дня после смерти Джейка, желая вернуть свой браслет так же, как хотела вернуть его. Он был мне нужен – наша история, бесценное напоминание о совместной жизни.

Все затихли, увидев мое творение, и я на секунду улыбнулась. Джейк идет вдоль пляжа на Дердл-Дор спиной к нам, перед ним чуть справа – скалистая арка. Он повернут в профиль, видны шрам и изогнутые в улыбке губы. Он выглядит счастливым. На нем джинсы и футболка, на спине виднеется кусочек татуировки, а на рукаве я нарисовала красное сердце. Он никогда не боялся делиться своими мыслями и чувствами.

Ночное небо разлилось чернилами над галечным пляжем, на нем светится множество звезд. Месяц освещает спокойное море, и вдали видно крошечную русалку, плывущую среди волн в глубоких водах. Ее лицо и серебристые волосы залиты лунным светом. Чуть впереди Джейка, где арка встречается с сушей, нарисована дверь. Я дала ему последнюю дверь, через которую нужно пройти. Она приоткрыта, белого цвета, а изнутри льется мерцающий желтый свет. Ее окружают сотни крошечных звезд. Я использовала самые яркие, самые глубокие цвета, что у меня были, чтобы передать яркость того человека, который был важен столь многим людям.

«Он отворачивается от нас – да, он уходит от нас, – но он будет в порядке».

Это те из нас, кто остался позади, думаю я, не будут в порядке.