– А сами себя половцы – кипчаками кличут, – все же вставил юный тиун. – И в татарах по-ихнему все говорят… ну, многие.
– Много ты про татар знаешь.
– Ну, от торговых гостей же слышал кое-что.
Чуть помолчав, Ремезов посмотрел в небо и принялся тихо напевать:
– Полина, Полина, Полина… Малина, малина, малина…
Поддразнивал так супругу, знал – той нравится. Пел-пел, да вдруг задумался невзначай. Полина – имечко-то вроде бы редкое, римское, для тринадцатого века Руси никак не характерное.
– Слышь, милая, все тебя спросить хочу – отчего у тебя имя такое?
Полинка улыбнулась:
– Ага, редкое! Матушка так прозвала – у нее купец знакомый был из стран латынских. Он и присоветовал – а что, красиво, мне нравится.
– Ты и сама у меня красивая, – весело расхохотался Павел. – Вся из себя, не только имя.
Боярин прикрыл глаза и ненадолго задумался. Путь впереди предстоял неблизкий. Сначала по льду Днепра до Киева, три с половиной года назад разоренного монгольскими ратями, а сейчас, конечно, отстроившегося, хоть и не в такую силу, как прежде. Да и как сказать – прежде? До монголов-то кто только его не завоевывал да не жег, начиная с Юрия Долгорукого!
Сначала по Днепру, потом, спустившись еще ниже, резко свернуть на запад – на пресловутый куманский шлях, и еще дальше, к валахам. Там, в нижнем течении рек Прута, Днестра да Южного Буга, как представлял себе Павел, и располагался Западный улус – ордынская земля без хозяина, опасное и неуютное – несмотря на берега Черного моря – место. Венгрия рядом, Галич – в любой момент напасть готовы, только повод дай, а то и без повода. Вот и посла туда хитрый хан Бату верного и многократно проверенного человечка – мингана Ирчембе-оглана, немало за последнее время возвысившегося. По сути – назначил правителем, пока одного, а потом, под приглядом какого-нибудь чингизида… точнее, наоборот – это чингизид под зорким оком Ирчембе будет!
А тысячник тоже верного человека нашел – Павла. Верного, умного, Венгрию да Польшу знающего… впрочем, и не только эти страны, Италию тоже объездил будь здоров! Такому в Западном улусе – самое место. И как хорошо все сошлось: старый смоленский князь захотел от Ремезова избавиться, а Ирчембе-оглан вот пригрел. Не просто так, ясно. Ему нужно правление в улусе отладить, в каждом городе наместника посадить, в каком-то из них, верно, и Павла. В каком? Какие там, в улусе, вообще-то города есть… похоже, что никаких, по крайней мере, Ремезов ни одного не помнил… хотя нет. Белгород-Днестровский или Монкастро – генуэзская крепость при впадении Днестра в Черное море. Когда-то его без затей – Русским именовали, нынче же так не звали, увы…
Какой-то монгольский нукер в сверкающем чешуей панцире, нагнав, осадил коня, доложил на ломаном русском:
– Схватили бродяг, бачка! Говорят – ты их знаешь. Наш славный минган-у нойон велел их к тебе и отправить, а уж ты сам решай.
– Хорошо, решу, – Павел согласно кивнул и оглянулся. – Так где ж они?
– Скоро приведут, – нукер тоже обернулся и, углядев вдали золотисто-снежную пыль, скривил тонкие губы. – Вон уже, гонят.
Сказав, воин хлестнул коня и умчался, не дав возможности Павлу спросить, что ж это за бродяги-то?
Молодой человек с интересом всмотрелся, увидев, как выскочили из золотистой пыли двое монгольских воинов на низкорослых лошадках. Воины гнали перед собой троих лыжников, передвигавшихся довольно ходко, хоть и не олимпийцы, конечно, да и лыжи не беговые, а подбитые мехом охотничьи, и все же…
– Робяты! – узнав, ахнул Павел. – И с ним еще кто-то… Не Олисея ли? Она. Ишь ты… знать, у бабки Морены скучно стало.