Гарсон махом подлетел: все-таки единственные платежеспособные посетители.

– Подай еще один чистый стакан под вино, – повелительно приказал я, – что есть из приличной еды?

– До обеда еще далеко…, – потупился сервитьор.

Я хорошо знал цену этим разглагольствованиям. Сейчас он будет мне морочить голову минут десять (я сейчас попробую уговорить повара, сами понимаете какие трудности с готовыми кушаньями во внеурочное время), а потом с разнообразными ужимками и лицом благодетеля вынесет с кухни какую-нибудь жранину, которая там валялась изначально и ее нужно было просто подать. Все это делается в расчете на щедрые чаевые. Но со мной этот номер не пройдет – мы не первый день в пути, и в каких только харчевнях, корчмах и трактирах не едали! А уж ваших хитромудрых рож навидались вволю, и все ваши приемчики по вымоганию денег с посетителей знаем назубок.

Поэтому я рявкнул:

– Еще одно лишнее слово, и мы, русские бояре, уходим в другое место! Никаких денег не даем и еще навешиваем тебе за хамство на прощанье тумаков и зуботычин!

Официант сразу струхнул и залебезил.

– Я хотел вас уважить…

Понимает, гнида, что русские шутить не любят! Для усиления должного эффекта в ответ послышалось наше дружное рычание: русские не хотели зря тратить слова! Половой вытянулся во фрунт, и четко доложил:

– Жареные колбаски и ножка от вареной курицы в наличии!

Вот то-то же мне!

– Тащи и то, и другое по порции. Да побыстрее! И гляди, хлеб не забудь.

Все было махом подано. Что же налить экскурсоводу? Ванино молодое и слабенькое винцо его не проймет, это только так – рот помазать, Богуславова ракия может повторно заломать, остается только мой сомнительный портвейн. Решено! И я налил болгарину полный стакан смеси неизвестно чего неизвестно с чем. Сейчас с ударной дозы его отпустит, а уж дальше просто отполируем ему самочувствие маленькими порциями.

Плеснул и себе полстакашка, остальные меня поддержали.

– Может хоть про Филиппа Македонского, который сделал из Пловдива крупный город, успею перед этим рассказать? – уже задумчиво крутя в руке бокал, спросил экскурсовод.

– За дружбу народов! – гаркнул Богуслав, которому позарез надо было отвлечь Ивана от неприятных воспоминаний о религиозном диспуте и для этого годились любые увертки. – А о Филиппе потом расскажешь.

Под это и выпили.

Вид у болгарина вначале был слегка ошеломленный – уж больно доза была хороша, но на глазах улучшился: прошла трясучка, стал более уверенным взгляд, и как-то, даже слегка изменился в лучшую сторону цвет носа.

– Тебя как звать-величать, дядя? – поинтересовался Иван. – А то неловко как-то выпивать с неизвестным человеком.

Может быть по болгарским обычаям было и не принято сообщать свое имя первому встречному, но экскурсовод с супердозы портвяги уже раздухарился и взялся разливаться соловьем.