— Я-а-а-аблоки, — нахмурившись, издевательски протянул виконт. — Яблоки — это, братец, серьезно! Яблоки я и сам люблю, ибо вкусные они, зараза, особенно краденые. Такому тяжкому греху только позавидовать можно. Придется искупать!

— Как искупать? — окончательно сник грешник.

— А вот так…

Наследник стащил с манекена, стоявшего в углу комнаты, тяжеленный металлический нагрудник и умело напялил сию воинскую амуницию на покорно подчиняющегося ему послушника. Полюбовался его запаренным видом, вновь насмешливо хмыкнул и сунул в вялую ладонь Антонио огромную боевую рапиру.

— Я сразу хотел тебя в спарринг-партнеры завербовать, — признался виконт. — Больше-то ведь некого. Тем более, раз уж ты оказался таким закоренелым грешником, то, как говорится, сама Рыжая велела! — И виконт многозначительно ткнул своей рапирой в самую середину нагрудника до смерти перетрухнувшего юноши.

Антонио не к месту вспомнил разговоры про честь, зачем-то заведенные стражниками, струсил окончательно и шумно бухнулся на колени.

— Не погубите смиренного раба своего, ваша милость! — истошно заголосил грешник. — Его преосвященство Кардинал на каждой проповеди твердит, что мужчина-партнер — это очень плохо, это страшный грех! За это гореть мне в пламени огненной колесницы святой Ники!

— Тьфу на тебя, извращенец! — в сердцах выругался виконт, бросая рапиру на пол. — Вот дурень-то, простите меня семь ангелов! И надо же такое выдумать. Да чтобы я — с тобой… тьфу, мерзость какая! — И Алехандро с отвращением оглядел тощую шею послушника, покрытую первой юношеской щетиной, еще не познавшей бритвы цирюльника.

Антонио пристыженно молчал.

— Отбил всю охоту приемы отрабатывать! — Виконт плюхнулся в кресло и наполнил два бокала из стоявшего на столике кувшина. — А мне, скорее всего, опять придется на празднике не раз и не два заезжих хвастунов на дуэль вызывать… Однако обломалась тренировка… Ты пей, — придвинул он один бокал к потному Антонио.

— Нам нельзя, — затряс вихрастой головой послушник, — нам вино пить по уставу не положено.

Алехандро улыбнулся в усы. Ему очень понравился этот чистосердечный мальчишка. Впрочем, плохого, надо думать, Кардинал к нему бы и не послал.

— Вода это. — Виконт вновь настойчиво подтолкнул угощение поближе к Антонио. — Чистая, из скважины. Да ты не бойся — другого не держим.

Не дожидаясь повторного приглашения, забегавшийся Антонио с наслаждением, до дна, выдул немаленькую емкость.

— Садись, — указал виконт на пуфик. — Рассказывай — что в монастыре затеяли? С чем тебя Кардинал прислал?

Посланник опасливо угнездился на хрупкой, обтянутой дорогим шелком мебели. Попутно подивился причуде сильных мира сего, придумавших сей бесполезный предмет: ведь не стул, не лавка — а так, недоразумение сплошное. Не откинешься, ног не вытянешь, того и гляди, на полу окажешься. Алехандро насмешливо наблюдал за робкой возней послушника.

— Ну? — требовательно выгнул он черную бровь.

Антонио еще раз предусмотрительно огляделся, не обнаружил ничего подозрительного, придвинулся поближе к его светлости и торопливо зашептал:

— Именно в день грядущего празднования святого восшествия на небо полностью истекает срок, указанный в летописи!

— В этот день она и должна вернуться? — уточнил виконт.