Почему-то принято считать, что от сильной боли человек кричит. Могу заверить кого угодно — это неправда. При болезненных ощущениях, превышающих предел терпимости, пострадавший либо теряет сознание, либо испытывает шок, вызывающий временный паралич голосовых связок. Поэтому крика нет, а есть перекошенное лицо и выпученные от нестерпимой муки глаза. Так вот именно это самое и происходило со мной сейчас, сразу же после того как, упав с приличной высоты, я со всего маху грохнулась на дно подземелья, попав копчиком на что-то острое и угловатое. Несколько последующих за падением минут я лежала абсолютно неподвижно, беспомощно хватая воздух беззвучно раскрытым ртом… Какое там орать — я даже ойкнуть не смогла… Потом страдальчески сложила брови домиком, закорчилась от огненных импульсов, насквозь простреливающих позвоночник, и молилась лишь об одном — только бы не повредить какой-нибудь нервный узел. А то не дай бог парализует — и буду валяться здесь вечно, пока не сгнию заживо. Но через пару минут боль немного поутихла. Я сняла с живота упавший следом за мной фонарь, к счастью так и не потухший, и с кряхтеньем поднялась. На отбитые фонарем кишки внимание обращать не стоит — это уже мелочи. Осторожно ощупала свой многострадальный рудиментальный отросток, кстати и до этого-то изрядно болевший по причине неоднократных преднамеренных падений со знаменитой монастырской стены. По-моему, копчик производил впечатление ненормального и подозрительно сместился в сторону. Как бы у меня хвост расти не начал, а то я, похоже, предрасположена к проявлению различных непредсказуемых трансформаций…

— Ника, ты цела? — Маарбах опасливо свесил голову в отверстие лаза, прерывая мою самодиагностику.

— Частично, — вымученно простонала я в ответ. — Лучше ты сюда не лазь, здесь сам черт ногу сломит.

— Хорошо, — покладисто согласился рыцарь, — не полезу. Я подожду тебя на поверхности.

Я повела тусклым фонарем из стороны в сторону, освещая окружающее пространство. Катакомбы какие-то! Шершавые каменные стены испещрены множеством отверстий, в которых смутно виднеются останки чьих-то иссохших, завернутых в лохмотья тел. Я неловко поежилась, ощутив себя в роли незваного гостя, самовольно проникшего в царство мертвых. Всего вроде бы уже на Земле насмотрелась: и кракен мне встречался, и Изгнанные, и вампир с крылатыми рыцарями, но мумии… это уже чересчур! Осознание того, что ты находишься в огромном могильнике, способно напугать любого, причем напугать до дрожи. Я задрала голову. Не так уж и высоко — всего-то метров десять, наверное, не больше. Сейчас взлечу вверх — и только меня и видели… И я уже воспарила над уровнем пола, как вдруг недовольно шлепнулась обратно, придавленная тяжелой мыслью: «Сбежать-то всегда проще простого, но вот как прикажете потом искать «Ковчег»?»

Я тяжело вздохнула и обреченно повела светильником, поскольку поняла: придется мне в этом склепе найти хоть какую-нибудь подсказку, способную навести на Рыжих жриц. А альтернативного варианта тут, увы, не предусмотрено.

Под ногами скрипело. Батюшки-светы, похоже, меня угораздило приземлиться прямехонько на чей-то полурассыпавшийся костяк, чуть не прибавив к нему свой собственный. Странной формы череп глумливо скалил желтые обломки зубов, и я так и не смогла определить, кому он принадлежал при жизни, — человеку или зверю. А может, и вообще какому-то промежуточному звену эволюции, эксперименту искалеченной нами матушки-природы. Я старательно подсчитала лучевые и берцовые кости. Ого! Вероятно, почившая в оном месте тварь имела две ноги, но четыре руки, подобно древней богине Кали. Кто же здесь все-таки обитал и что на самом деле представляли собой эти зловещие жрицы? Но лезть в глубь погребальных отверстий и производить тотальные антропологические изыскания мне почему-то не хотелось. Освещая свой путь катастрофически затухающим фонарем, морщась и припадая на правую ногу, я направилась в коридор, ответвлявшийся от пещеры с могилами…

Меня окружали непроглядная тьма, вековая пыль и атмосфера давнего запустения. Пахло затхлым. Пахло мертвой плотью и кладбищенской землей, а вот живым не пахло ничуть. Коридор разделился надвое, а затем еще на несколько извилистых, полузасыпанных камнями проходов. Я шла по наитию, доверившись своему знаменитому везению и внутреннему голосу, в настоящий момент усиленно убеждавшему меня вернуться обратно и бежать из этого гиблого места куда глаза глядят. Слабый фонарь давал слишком мало света, поэтому я махнула рукой на встречающиеся мне диковинки, которыми в любой другой ситуации заинтересовалась бы непременно. Простые непритязательные ямы, служившие последним прибежищем для усопших жриц, сменились степенными гранитными надгробиями. Я посветила на одну из них, смахнула пыль и прочитала:

— Сибилла из рода Всадниц.

«Всадницы? — я недоуменно хмыкнула. — Но на ком они могли разъезжать по этим узким подземным коридорам?»

На другом памятнике красовалось непонятное четверостишие:

«Бред, — сердито подумала я. — Еще хуже священного Писания, ибо там хоть какое-то подобие смысла отыскать можно. А эти строчки вообще никаких ассоциаций не вызывают». Но тем не менее я на всякий случай дословно занесла всю найденную белиберду в свой интерком.

Следующая плита удивила меня еще больше. Она была не серая и грубая, как все прочие, а более изящная, высеченная из пожелтевшего от старости мрамора.