Света снова перешла на шёпот. И от волнения я совершенно не разбирала слов.
– Что ты говоришь? Я не понимаю.
– Он ждёт, когда ты родишь.
На секунду я удивлённо застыла, а потом ошарашенно отступила назад. Её рука больше не держала мою, а безжизненно упала на одеяло.
– Где он, Света? Где он прячется?
– Ты должна знать, – эту фразу Света вымолвила без хрипов, но и негромко. Появившийся врач попросил дать ей отдохнуть.
64
Дождь лил нескончаемо уже третий день подряд. Не из ведра, конечно, но противно моросил. Вдобавок к нему в компанию присоединился холодный осенний ветер. Лужи во дворах собрались быстро и люди переобулись в резиновые сапоги и переоделись в тёплые непромокаемые плащи. По улицам пробегали одинокие разноцветные зонтики, словно грибы с ножками. Света умерла. На следующий день после встречи со мной. Больше она ничего никому не сказала, даже отцу, чьё горе было неизмеримо и неописуемо. Говорят, ему потребовалась помощь медиков, когда он прибыл в реанимацию для встречи с, единственной оставшихся в живых, дочерью, а ему сообщили дату и время смерти.
Никто не подумал о моём автомобиле. Честно говоря, я и сама забыла о своей машине, оставшейся в гараже, но теперь, похоже, используемая Вовой для своих вылазок, или может, стоит уже брошенная где-нибудь в лесу. Видеорегистраторы, которые смогли зафиксировать передвижения чёрной «лады» – номера он естественно снял – показали, что передвигался он в основном в ночное время. И каким образом ему удалось похитить девочку оставалось загадкой. По словам матери – их семья живёт в центре города в девятиэтажном доме, – она разрешила дочери поиграть в песочнице во дворе и всё время следила за ней из окна, пока готовила ужин. В какой-то момент она не разглядела дочь, а когда выбежала на улицу, увидела лишь брошенные песочные формочки, лопатки и ведёрко, а дочери нигде не было. Ближайшая камера находилась на продуктовом магазине – это было отдельно стоящее одноэтажное строение на выходе со двора, – и она не зафиксировала ничего подозрительного. Никаких подозрительных мужчин с маленькими девочками. Но следователи подозревали, что камера могла работать с перебоями, как выяснилось при некоторых погодных условиях, а именно дождь, сильный ветер, снег, в общем, практически всё влияло, и камера могла на время отключаться сама по себе. Как пояснил хозяин заведения, камера была установлена давным-давно и жила, так сказать, своей жизнью.
Я лишь однажды приехала домой, чтобы забрать документы. Приезжала я в сопровождении отца и провела в доме не больше двадцати минут, но за столь короткое время меня два раза чуть не стошнило. При виде окровавленного пятна на паркете в прихожей, который, естественно, никто не смыл. А на втором этаже сердце больно сковало от воспоминаний. Отец не видел, как я чуть горько не расплакалась в своей спальне. Пока я жила у родителей воспоминания не причиняли боль, но стоило оказаться в доме, как они нахлынули с головой и хорошие и плохие. От плохих, а я сейчас говорю о тех днях, которые я провела в заточении в подвале, живот стал твёрдым как камень, что было очень плохо для плода. Это значит, матка пришла в тонус. Только оказавшись в доме снова, я поняла, что больше никогда не смогу в нём жить. И неважно поймают Вову (Сашу! Сашу, конечно же, Сашу…) или нет. Это теперь не мой дом. Конечно, по документам он всё ещё принадлежал мне и Саше, но что будет, когда его поймают? Посадят в тюрьму или отправят на принудительное лечение в психиатрическую клинику? Что будет со мной и с ребёнком? Мне не хотелось об этом думать, но я ничего не могла с собой поделать.
– Диан, к тебе пришли, – мама отвлекла меня от горестных раздумий.
– А? Да, я сейчас, – я вытерла слёзы рукавами кофты и только после этого вышла в гостиную, всё ещё хлюпая носом. Мама заботливо обняла меня за плечи, словно боялась, что незваный гость меня похитит. Незваным гостем оказался Никита. Он, как всегда, был одет в свой деловой костюм. На его коленях лежал закрытый чемоданчик для бумаг.
– Добрый день, Диана Андреевна, – он явно заметил моё красное припухшее от слёз лицо, но не стал ничего говорить по этому поводу, – Последние дни выдались пасмурными… – он задумчиво поглядел в окно.
– Даже чересчур, – тоскливо согласилась я. И оба мы говорили совсем не о погоде.
– Нам так и не удалось побеседовать после… – он откашлялся.
– Я просматривал запись, которую мы сделали в реанимации, – Я заметила, что он практически не смотрит мне в глаза, – Когда вы спросили, где он. Света ответила вам, что вы знаете.
– Да, – я согласно кивнула. Я много об этом размышляла. И, кажется, вспомнила… одно единственное место, – Я не уверенна на все сто процентов, но один раз мне приснился сон…
– Сон? – удивлённо посмотрел на меня Никита. Я постаралась рассказать все, что помнила о том месте, которое во сне мне показывал Саша, пусть это и звучало как полный бред. И по Никитиному выражению лица я поняла, что он немного расстроен.
– …Создавалось ощущение, что ты стоишь над зелёным морем. Даже появилось желание спрыгнуть прямо вниз в эти зелёные волны из верхушек елей, – вспоминала я, – Я понимаю, как это звучит, наверное. Вы приехали сюда за конкретной информацией, а я вам талдычу о каком-то сне, приснившемся мне практически полгода назад. Но когда я думаю о нашем со Светой разговоре, на ум приходит только это место.