Кто это был? И почему он так настойчиво хотел разрушить мою жизнь?

И как мне его найти? Конечно, человека с таким шрамом трудно забыть. Но что, если он нездешний и уже успел вернуться туда, откуда явился?

Я гоняла запись взад и вперед, пока не нашла самый качественный кадр, который только смогла, затем сделала скриншот и отправила его Тедди по электронной почте. Вдруг этот так называемый сантехник был связан с торговцами наркотиками — а ведь это должно быть так, раз он смог раздобыть полкилограмма кокаина, верно?

Кто знает? Если вдруг окажется, что этот человек находится в розыске, может быть, мистер Ханисикл — или как там его зовут — смог бы по-настоящему начать защищать меня.

— Ты знаешь этого человека? — написала я Тедди. — Думаю, этот тип влез в мой дом и подбросил наркоту.

Я просмотрела запись еще несколько раз, пока не решила, что насмотрелась уже достаточно, чтобы ничего не пропустить. Надо было как-то взбодриться. К тому же после трех долгих дней, проведенных в поту и грязи, мне совершенно необходимо было принять душ.

Как и многим другим людям, в душе мне лучше думалось. Что-то такое есть в ритуале мытья: бьющие о кожу струйки, влажные клубы пара, да и то, что ты просто очищаешься, — все это помогает абстрагироваться от царящей снаружи суеты и сосредоточиться на внутренних ощущениях, пытающихся пробиться сквозь шум.

Именно в этой успокаивающей обстановке я снова задала себе вопрос: зачем? Почему этот гнусный водопроводчик со шрамом на голове встал у меня на пути? Что во мне такого важного, что он так старался очернить меня?

Эти раздумья ставили меня в тупик. Я не представляла ни для кого угрозы. То, что меня обвинили в хранении наркотиков и посадили в тюрьму, никому не принесло выгоды. Так кто же столь настойчиво хотел испортить мне жизнь? Что с меня можно было взять?

Вода лилась на меня из душа. Мыльная пена уносила с собой грязь. Пар делал свое дело, стирая с моего лица морщины, которые там недавно появились.

А потом прозвучал ответ, громом раздавшийся в моем сознании.

Алекс.

Значит, тот, кто пытался меня подставить, хотел, чтобы я потеряла право на ребенка. И в этом, пусть и временно, он преуспел. Но, похоже, собирался продолжать гнуть свою линию, пока не добьется, чего хотел.

Все потихоньку начинало приобретать смысл. Алекс для меня был единственной настоящей ценностью. Но, как здоровый белый ребенок мужского пола, он явно представлял огромную ценность для кого-то еще. Сколько за него могли заплатить? Двадцать тысяч долларов? Сорок? Сотню? А может, и вовсе собирались выставить на аукцион?

Какой бы ни была эта гипотетическая сумма, я была уверена: у того, кто затеял всю эту мерзость, было достаточно средств, чтобы подкупить работников социальной сферы. Хотя, может быть, этот кто-то нашел и другие рычаги, которые помогли ему манипулировать системой. А то, как сложились обстоятельства, понемногу помогло мне понять, почему все произошло именно так, а не иначе.

Я считала себя главной мишенью в этой афере, а Алекс был случайной жертвой. Но что, если все было наоборот? Что, если изъятие Алекса и было главной целью все это время?

А может, я тут вообще сбоку припека?