КОММЕНТАРИЙ
Первое послание Андрею Курбскому — самое крупное из публицистических произведений Ивана IV; оно является несомненно и одним из важнейших памятников древнерусской публицистики в целом. Послание, датированное 5 июля 1564 г., написано в ответ на Первое послание Курбского. Быстрота, с которой было написано это обширное послание (пять-шесть недель), делает весьма вероятным предположение о том, что оно составлялось не одним лицом, а дьяками царской канцелярии (как и дипломатические послания). Однако ключевые места послания (воспоминания детства Грозного, полемические выпады против оппонента) несомненно принадлежали самому царю: «грубиянский» стиль послания и даже отдельные его обороты (сравнение противника с собакой) напоминают более поздние сочинения царя — например, послания шведскому королю Юхану III.
Как и Первое послание Курбского, послание царя, очевидно, предназначалось главным образом не его формальному адресату, а более широким кругам читателей. Первое послание Ивана Грозного заключает в себе и прямые свидетельства об этом: в его ранних редакциях оно озаглавлено как послание царя «во все его великия Росии государство (в других списках: Российское царство) на крестопреступников его, князя Андрея Михайловича Курбского с товарищи о их измене»; один из наиболее ранних списков послания содержит еще особое указание: «Послание царево во все городы на крестопреступников его...»
Главным предметом полемики между царем и Курбским был вопрос о том, кто из них верен политике начала царствования Ивана Грозного (политике Стоглавого собора 1551 г. и реформ 50-х гг.). Оба они были согласны в том, что Иван IV в начале царствования был «пресветлым в православии», но Курбский утверждал, что, расправившись с прежними советниками («Избранной радой»), царь стал «супротивным» прежней политике. В ответном послании, которое в 20 раз обширнее послания Курбского, царь, обвиняя Курбского в измене, вновь и вновь доказывал свою верность «пресветлому православию» начала своего правления. Главными врагами государства он объявлял «изменных бояр» (ставя при этом в вину Курбскому «боярское правление» в годы своего детства, хотя Курбский был ровесником царя). Это указание на «бояр» как главных противников самодержавия оказало большое влияние на историографию последующего времени. Царь уверял, что главной целью его существования является благо поданных: «...за них желаем противо всех враг их не токмо до крови, но и до смерти пострадати». По его словам, все репрессии против прежних советников уже позади, «ныне же убо все», в том числе и единомышленники Курбского, могут наслаждаться «всяким благом и свободой» и не опасаться наказаний за «прежнюю злобу». Все это писалось летом 1564 г. — за полгода до учреждения опричнины.
Первое послание Грозного Курбскому не дошло до нас в списках XVI в.; наиболее ранние его списки относятся к первой трети XVII в. Причиной этого наряду с общей бедностью светской рукописной традиции XVI в. является и то, что послание, в котором объявлялась «свобода» и прекращение «гонений» и с сочувствием упоминались лица, впоследствии погибшие в опричнине, стало неуместным с точки зрения его царственного автора.
Первое послание Курбского дошло до нас в трех редакциях — 1-й Пространной, Краткой и 2-й Пространной. Первоначальной является несомненно 1-я Пространная редакция, и наиболее первичный ее текст читается в списках, где послание царя еще не было, как это случилось впоследствии («Печерские сборники», «Сборники Курбского» конца XVII века), объединено в одних сборниках с посланием Курбского. Текст публикуется по списку
ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ КУРБСКОГО ИВАНУ ГРОЗНОМУ
Подготовка текста Ю. Д. Рыкова, перевод О. В. Творогова, комментарии Я. С. Лурье и Ю. Д. Рыкова
ОРИГИНАЛ
Широковещательное и многошумящее твое писание приях, и выразумех, и познахъ, иже от неукротимаго гнева со ядовитыми словесы отрыгано, еже не токмо цареви, так великому и во вселенной славному, но и простому убогому воину сие было не достоило, а наипаче такъ ото многихъ священных словес хватано, исте со многою яростию и лютостию, не строками, а ни стихами, яко есть обычай искуснымъ и ученымъ, аще о чемъ случитъся кому будетъ писати, в краткихъ словесех много
Но еще к тому и ко мне, человеку, смирившемуся уже до зела, в странстве, много оскорбленному и без правды изгнанному, аще и многогрешному, но очи сердечные и языкъ не неученный имущ
И уже не разумею, чего уже у насъ хощеши. Уже не токмо единоплемянныхъ княжатъ, влекомых от роду великого Владимера, различными смертми поморилъ еси, и движимые стяжания и недвижимые, чего еще былъ дед твой и отецъ не разграбилъ,[175] но и последнихъ срачицъ, могу рещи со дерзновениемъ, по евангельскому словеси, твоему прегордому и ц
ПЕРЕВОД
Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобало, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, как это в обычае у людей искусных и ученых, когда случается им кому-либо писать, в кратких словах излагая важные мысли, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями! Тут же и о постелях, и о шубейках, и иное многое — поистине словно вздорных баб россказни, и так все невежественно, что не только ученым и знающим мужам, но и простым и детям на удивление и на осмеяние, а тем более посылать в чужую землю, где встречаются и люди, знающие не только грамматику и риторику, но и диалектику, и философию.
И еще к тому же меня, человека, уже совсем смирившегося, скитальца, жестоко оскорбленного и несправедливо изгнанного, хотя и многогрешного, но имеющего чуткое сердце и в письме искусного, так осудительно и так шумливо, не дожидаясь суда Божьего, порицать и так мне грозить! И вместо того чтобы утешить меня, пребывающего во многих печалях, словно забыл ты и презрел пророка, говорящего: «Не оскорбляй мужа в беде его, и так достаточно ему», твое величество меня, неповинного изгнанника, такими словами, вместо утешения, осыпаешь. Да будет за это Бог тебе судьей. И так жестоко грызть за глаза ни в чем не повинного мужа, с юных лет бывшего верным слугой твоим! Не поверю, что это было бы угодно Богу.
И уж не знаю, чего ты от меня хочешь. Уже не только единоплеменных княжат, восходящих к роду великого Владимира, различными смертями погубил, и богатство их, движимое и недвижимое, чего не разграбили еще дед твой и отец твой, до последних рубах отнял, и могу сказать с дерзостью, евангельскими словами, твоему прегордому царскому величеству ни в чем не воспрепятствовали. А хотел, царь, ответить на каждое твое слово и мог бы написать не хуже тебя, ибо по благодати Христа моего овладел по мере способностей своих слогом аттическим, уже на старости здесь обучился ему; но удержал руку свою с пером, потому что, как и в прежнем своем послании писал тебе, возлагаю все на Божий суд: и размыслил я и решил, что лучше здесь промолчать, а там дерзнуть возгласить перед престолом Христа моего вместе со всеми замученными тобою и изгнанными, как и Соломон говорит: «Тогда, дескать, предстанут праведники перед лицом мучителей своих», тогда, когда Христос придет судить, и станут смело обличать мучивших и оскорблявших их, и, как и сам знаешь, не будет лицеприятия на суде том, но каждому человеку прямодушие его или коварство предъявлены будут, а вместо свидетелей собственная совесть каждого провозгласит и засвидетельствует истину. А кроме того, скажу, что не подобает мужам благородным браниться, как простолюдинам, а тем более стыдно нам, христианам, извергать из уст грубые и гневные слова, о чем я тебе не раз говорил и раньше. Лучше, подумал я, возложить надежду свою на всемогущего Бога, в трех лицах прославляемого и чтимого, ибо ему открыта моя душа и видит он, что чувствую я себя ни в чем перед тобой виновным. А посему подождем немного, так как верую, что мы с тобою близко, у самого порога ожидаем пришествия надежды нашей христианской — Господа Бога, Спаса нашего, Иисуса Христа. Аминь.
КОММЕНТАРИЙ
Второе послание Андрея Курбского Ивану Грозному было написано в ответ на Первое царское послание, датированное 5 июля 1564 г. Второе послание не имеет точной датировки своего составления. По сведениям Курбского 1579 г., он уже «давно» написал ответ на «широковещательное и многошумящее» послание царя Ивана Грозного, но не мог своевременно отправить его «в царство Русское» из-за закрытия границы между Россией и Польско-Литовским государством во время Ливонской войны: лишь спустя много лет, в сентябре 1579 г., Курбский предпринял попытку отправить его вместе с ответом на Второе послание Ивана IV в Россию. Желая отправить свой давний ответ царю, Курбский, видимо, счел нужным дополнить старый текст упоминанием, что он первоначально хотел пространно ответить царю на его письмо от 5 июля 1564 г., но, так как он научился под старость «аттическому» языку, «удержах руку со тростию». В 1564 г. Курбскому было около 36 лет, и этот возраст нельзя связывать со «старостью». Естественно, что упоминаний о своей старости Курбский не мог делать и в ближайшие после бегства из Юрьева годы. Ясно, что мы имеем дело с позднейшей вставкой в текст, которую следует датировать временем по крайней мере не ранее начала 70-х гг. XVI в. Именно в это время Курбский активно занимался изучением латинского языка, которому обучился только «уже в сединах», т. е. под старость
Во Втором послании Курбский обрушился с резкой критикой на «широковещательное и многошумящее» послание Ивана Грозного от 5 июля 1564 г., поскольку это противоречило риторическим правилам построения эпистолярного стиля — «краткословию» и «мерности». Данное мнение основывалось на убеждении князя Андрея в том, что риторика «учит зело красно и превосходне глаголати, ово вкратце многой разум замыкающе, ово пространне расширяюще, но и то под мерами, не допущающе со велеречением много звягати» (см. наст. изд.). Курбский стыдит Ивана IV за то, что он отправил свое безобразное «писание» в чужие земли и осрамил себя тем самым перед учеными людьми, которые знают не только грамматику и риторику, но и диалектику с философией (см. об этом подробнее:
Второе послание Курбского Ивану IV в русской рукописной традиции сохранилось только в составе так называемых «сборников Курбского». Сведений о том, что оно попало к адресату и бытовало в рукописной традиции Речи Посполитой, нет.