– Да это вы и есть, любезный Харон. Камера запечатлела вас и сохранила ваше изображение. И оно навсегда осталось в этой коробочке. Туда очень много помещается изображений.

Харон радовался, как ребенок, рассматривая клипы, снятые Стасом. Бурно радовался. То хихикал, как ребенок, то начинал хмуриться и беззвучно шевелил губами.

– Смотри дальше, любезнейший Харон. Узнаешь вот эту местность? А вот эту узнал?

У Харона опустилась челюсть. Весло выпало из рук. Мир для него перестал существовать. Он не мог оторваться от камеры. И. кажется, никакая сила не могла его заставить сделать это.

– Вы и сами можете снимать! Вот нажимаете на эту кнопочку и наводите объектив, куда вам надо. Вот попробуйте! Снимите наших друзей в ладье! Вот так! Правильно! Тут всё элементарно просто. Вот это снимаем! Вот это просматриваем, что мы сняли. А вы вцепились в свое корыто, которое и гроша ломанного не стоит. Убедились в моей правоте. Всё! Поигрались и хватит! – грубо сказал Большой Василий и забрал камеру. – Этой волшебной камере нет цены!

Харон был разочарован и расстроен, как малыш, у которого забрали его любимую игрушку. Он надул щеки и засопел. Потом протянул свои лапищи за камерой.

– Многоуважаемый Харон! Только из глубочайшего почтения к вам! Поверьте, отрываю от сердца. Ну, только из уважения к вашей всемирно известной легендарной личности! Этот волшебный аппарат часть моей души. Не знаю даже, как я буду жить без него. Позвольте мне передать его в ваши натруженные мозолистые руки, которые ни днем ни ночью не знают ни отдыха, ни сна. Вы настоящий ударник загробного труда. И никто не разу, как я понимаю, не наградил вас за это.

Но Харон уже никого не слушал. Всё его внимание было на камере. Включив очередной клип, Харон завыл:

– Ууу! Оооо! О! йес! Вау! «Спартак» – чемпион! Але! Але! Але! Але! Офигеть! Полный отпад!

Кажется, сейчас он пустится в пляс. Впервые, наверно, за несколько тысячелетий его лицо осветилось улыбкой. Детской, наивной и такой жизнерадостной! Кажется, он обрел новый смысл жизни.

Он взял камеру. Любовно посмотрел на нее и погладил поверхность. Ласково и нежно. Но тут Большой Василий выхватил камеру и прижал к груди, как мать ребенка. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Он стал злым и серьезным. И теперь с презрением глядел на Харона.

– Эй! Харэ лясы точить! – крикнул Васька. – Давай уже отчаливать! Чего кота за хвост тянуть! Я хочу блинчиков с вареньем. Вези нас на тот берег, а потом базарь себе! Хочу блинчиков с вареньем!

Хоть в чем-то наши интересы схожи. Я их тоже обожаю. Я закрываю глаза и представляю будущую картину. Я сижу дома. И передо мной широкая тарелка с блинами.

– Нет! Мой друг! – вскричал Харон. И затрясся. – Отдай мне волшебную коробочку! Пожалуйста! Это выше моих сил! Ты не можешь забрать ее у меня! Это не по правилам!

Он протянул руки к Василию. Мне показалось, что он готов был в этот момент пасть перед ним на колени. Вот до чего может опуститься даже такой неумолимый страж!

– Дай же! Дай! – завыл Харон. – Ну, прошу тебя! Умоляю! Ты же обещал, что подаришь!

Харон трясся всем телом как от озноба. Но это был не озноб, а непреодолимое желание обладать. Он уже хотел выхватить камеру, но Большой Василий предвидел это. И отступил назад. Камеру он крепко держал обеими руками и весь его решительный вид говорил о том, что так просто он с камерой не расстанется.

– Харон! Я передумал. Я не могу расстаться с камерой. Прости! Я понимаю тебя, но и ты меня пойми! Камера – часть меня. Часть моей души. Я же не могу подарить тебе душу. Ты же никому не подаришь лодку! Ни при каких обстоятельствах! Так же! Без нее ты не будешь Хароном. Так и я! Без камеры я уже буду не я. А я не хочу быть не я.

– Что? – изумился Харон. – Ты отказываешь мне в подарке, ничтожный червяк, пыль придорожная? Да! Ладья и Харон – это одно целое. Тут ты прав. Нас нельзя отнять друг от друга. Ладья без Харона – не ладья. А Харон без ладьи – не Харон. Мы симбиоз.

– Видишь! То же и для меня эта волшебная камера. Ты не можешь расстаться с ладьей. А я с камерой. И давай закончим на этом наш бесполезный разговор. Тебя заждались пассажиры.