В рамках данного исследования о духовном наследии, перешедшем к восточносирийским мистическим писателям, будет полезно посмотреть¹, в какой мере догматическое богословие Церкви Востока могло повлиять на их учение, будь то некоторые воспринятые аспекты либо особая манера обращения с определенными богословскими проблемами.

Действительно, даже если некоторые из наших авторов и сталкивались с трудностями в своих отношениях с иерархией, их догматическое образование тем не менее основано на изучении учителей их Церкви.

Уже со времени учебы в сельских школах молодые люди, предназначавшие себя к священнослужению или к монашеской жизни, должны были читать, помимо Священного Писания, творения его толкователей, особенно сочинения Феодора Мопсуестийского². Очевидно, что эти толкования должны были находиться в библиотеках всех монастырей, и монахи должны были извлекать из них интеллектуальную пищу. В 598 году монахи обители Бар Кайти приняли, от имени своего и других монастырей, вместе с патриархом Савришо несколько предписаний касательно монастырской жизни; в документах, где они изложены, можно прочесть: «Мы будем стараться поучаться в Священном Писании и в писаниях, толкованиях и учениях наших святых отцов: блаженного Феодора и всех его соработников в научении истине, которую вся Церковь восточных областей, подчиненная этому патриаршему престолу, принимает и хранит»³. Точно так же и в следующем столетии Дадишо Катарский советует, как мы увидим, читать некоторые труды Феодора Мопсуестийского во время пребывания в уединении.

Известно, каким почитанием Церковь Востока окружала писания Феодора Мопсуестийского († 428), который для нее являлся учителем par excellence⁴. С его именем также связаны имена других учителей Антиохийской школы, таких как Диодор Тарсийский (почил до 394 г.) – в качестве вдохновителя Феодора, – и Феодорит Кирский (почил ок. 466 г.), бывший учеником последнего одновременно с Несторием († 451).

Действительно, наши авторы цитируют их довольно часто. Дадишо Катарский, например, советует читать по воскресеньям во время пребывания в уединении «творения блаженного Феодора Толкователя и других православных учителей о чести и величии тела и крови Христовых»⁵, и особенно книгу Феодора о священстве, из которой он приводит очень красивый отрывок, являющийся фрагментом из второго слова на тему Причастия, которое соделывает нас по образу прославленного тела Христова⁶. Дадишо делает отсылки к книге Феодора О совершенстве, на его увещания к безмолвию⁷ и также неоднократно цитирует в Толковании на книгу аввы Исаии отрывки из экзегезы Феодора на книги Нового Завета⁸.

Исаак Ниневийский, со своей стороны, несколько раз ссылается на «Блаженного Толкователя» при размышлении о различных вопросах, касающихся аскезы: духовная брань⁹, решимость прилепиться страху Божию и хранить совесть чистой, чтобы получить «откровение тайн»¹⁰, об особом значении «мысленных» страданий¹¹, необходимость скорбей для желающего стяжать добродетель¹². Еще он вдохновляется Феодором в длинном рассуждении о различных видах откровений, отсылая к трем томам его толкований на Бытие, двум томам толкований на Книгу Иова, к толкованию на двенадцать Пророков, а также к его толкованиям на Деяния апостолов и Евангелие от Матфея¹³. И он также цитирует одно выражение «Блаженного Толкователя» о свойствах Божиих, которые не подвластны изменчивости, в отличие от свойств смертных, ибо «тем, чем обладает Бог, Он обладает вечно, и [оно] пребывает окрест Него и безгранично»¹⁴. Тем не менее он позволяет себе один раз не согласиться с утверждением Феодора: «Блаженный Толкователь тоже рассматривает добрые дела как молитву. Но ясно, что молитва есть иное, нежели дела, которые мы совершаем»¹⁵.

Иосиф Хаззайя в своих Вопросах и ответах¹⁶ поясняет, в каком смысле учение Мар Феодора об ангелах входит в кажущееся противоречие с утверждением, согласно которому¹⁷ среди них есть учащие и учащиеся, а также различия в степенях ведения. Мар Феодор утверждает, говорит он, что все ангельские лики обитают сообща в одном и том же светлом месте и что между ними нет высших и низших положений. Иосиф примиряет две позиции, говоря, что слова Феодора относятся к ангелам только тогда, когда они удостаиваются откровения нового века: тогда их наставляет без посредников Сам Святой Дух, в безмолвии и оцепенении¹⁸.

Дадишо Катарский ссылается на авторитет Феодорита Кирского, говоря о возможности заступничества, которую имеют души праведников после смерти¹⁹; в другом месте он сообщает, что Феодорит служил литургию, используя руки диакона вместо алтаря²⁰.

Диодор Тарсийский цитируется у Дадишо Катарского для подтверждения необходимости удаления от мира²¹ и у Исаака Ниневийского – в связи с необходимостью предаваться подвижническим трудам²², поскольку нерадение порождает страх смерти и суда Божия²³. Исаак также цитирует его, говоря об ангелах: «Возможно, что лики, которым дана сила и власть, не так многочисленны, как те, которые подчиняются их распоряжениям, говорит глава учителей ритор Диодор»²⁴. Иосиф Хаззайя поясняет в Вопросах и ответах²⁵, вновь в связи с ангелологией, что хотел сказать Диодор «в своей книге о Домостроительстве» (penqīttā da-mp̄arnsānūṯā) следующими словами: «[Чины невидимых сил] восходят до самого старшего и могущественного из всех, того, который является началом созданий Божия»: речь здесь идет, говорит Иосиф, о лике Херувимов.

Эти цитаты, демонстрирующие, какое место занимали учителя Церкви Востока в круге чтения наших духовных авторов, сами по себе дают нам только слабое представление об их влиянии на мысль последних. Тогда как в учении восточносирийских мистиков можно найти довольно много догматических положений, носящих отпечаток богословского учения, традиционного для их Церкви, которое, напомним, основывается на учении Феодора Мопсуестийского.

Самое важное, как мне кажется, относится к особой позиции этой Церкви в отношении христологической проблемы, где она настаивала на важности реального человечества Христа для Домостроительства спасения и для наших отношений с Богом, в том числе в жизни вечной. Даже если такие авторы, как Иосиф Хаззайя или Иоанн Дальятский, пришли в своем учении о видении Бога к учению о единстве двух природ Христа, которое больше, чем учение богословов их Церкви, подчеркивает тесные взаимоотношения между обеими природами, тем не менее центральное место, которое они всегда отдают прославленному человечеству Христа при видении Самого Бога, по-видимому, зависит от христологии Церкви Востока. Причем Иоанн Дальятский доходит даже до того, что помещает это человечество в сердце человека.

Приведем следующий текст по данному вопросу, взятый из Сотницы 1 Иоанна Дальятского²⁶: «Как невозможно природе огня явиться телесному зрению, но [только] посредством материи его действие становится видимо для глаз, так и умное око не может видеть божественную природу²⁷ без поклоняемого храма Человечества нашего Господа²⁸ … Ибо из него являются сущностные светозарения во всех освященных умах разумных существ, так же как и лучи солнца являются, исходя из сего видимого нами диска, на благо телесного существования в этом мире». Со своей стороны, Иосиф Хаззайя утверждает: «Помимо Человечества нашего Господа нет видения Бога ни для ангелов, ни для людей, ни в этом веке, ни в веке будущем»²⁹.

Это человечество Христа, основа для видения Бога, является Его прославленным человечеством: «О лучах света, видимых нами иногда внутри нашей души, [некоторые] из отцов говорят, что они суть слава нашего Господа, та слава, которую Он дал видеть на горе Фавор святым апостолам Своим. Блажен, кто был удостоен ее видения!»³⁰.