Кощей Бессмертный посмотрел на узел:

– Это меня не удержит. Это смешно. Я дохну на него, и он рассыплется.

– Что бы это доказывало, если бы ты не мог выбраться? – мягко спросила Марья и поцеловала его бледный рот в темноте. Ей казалось, что детское обожание Кощея лихорадочно вскипало в ней. Мне нужно это. Нужно. Ты не можешь меня отвергнуть. Она подняла другую его руку и тоже привязала ее, подтянув обе руки высоко над его головой.

Он повис на стене, и слезы струились по его лицу:

– Я люблю тебя, Марья.

Она прижала палец к его губам:

– Тебе нет нужды говорить, Костя. Есть только один вопрос: кому водить? И на него нельзя ответить словами. Ты не будешь двигаться. Ты не будешь пытаться распускать узлы. Ты пострадаешь для меня, как я страдала для тебя. Тогда я буду знать, что твое подчинение мне – полное и истинное. Что ты достоин меня.

Марья Моревна обхватила лицо Кощея ладонями и прижалась к нему лбом.

– «Мы с тобой, ты и я, мы сделаем что-то необычное», – прошептала она. – Помнишь, когда ты мне это сказал, как давно это было? Ты знаешь, что мы сейчас делаем? Я скажу тебе, чтобы потом ты не мог говорить, будто я тебя обманула. Я забираю у тебя мою волю, а с ней я забираю и твою. Из уго́льного ушка, спрятанного в яйце, спрятанном в курице, спрятанной в гусе, спрятанном в олене. Когда мы закончим, ты отдашь мне свою волю, а я сохраню ее для тебя в целости. – Она улыбнулась с безмятежно закрытыми глазами. – Я очень хорошо научилась отдавать свою волю возлюбленному. Я стала крупным специалистом, можно сказать. А ты между тем новичок. Меньше даже чем новичок. И как хороший новичок, ты должен проглотить свою гордость.

Марья отпрянула, с блестящими глазами и пением в крови. Затем она повернулась и пошла по лестнице, волоча за собой по черным ступеням подол красного платья. Она закрыла за собой дверь и повернула ключ.

Спасибо, Иванушка, ты так добр ко мне.

Это все, чего я хочу в жизни, – быть добрым к тебе.

Глаза Марьи засверкали внезапным интересом, даже восторгом.

– Ну не весело ли это? – сказала она с улыбкой, которая зародилась на одной стороне лица и медленно проделала путь на другую сторону. Это игра, всегда игра. И когда ты наигрался, когда тебе стало скучно, ты просто объявляешь конец и идешь собирать грибы при свете луны.

– Прощу прощения, – отпрянула товарищ Ушанка.

– Мне нравится играть. Ты играешь просто здорово! Будто все это на самом деле. Будто все сокращения, цвета и комитеты тоже реальные, хотя они игрушечные. Занимательные, но в конечном итоге – утомительные.

Ушанка залопотала, сжимая свой блокнот:

– Уверяю тебя, товарищ…

– Приходи завтра опять поиграть, ладно? А то так скучно! Я чувствую, что мы уже подружились. – Убирайся, убирайся! шипело тело Марьи, но она продолжала улыбаться.