– Ой, Бончик, – смеется Иоффе, – ну, попривыкли вы, большевики, к конспирации. Всё бы вам втихую. Не-е-т! Мы сейчас с тобой очень шумным делом занимаемся! И чем больше суматохи и шухера, тем лучше. Глянь в окно! Всё гудит, шевелится! – Иоффе в манере конферансье в цирке произносит с задором: – Дорогая публика, представление продолжается. Раз-два! Вуаля! Маэстро, урежьте марш! О, а вот, Бончик, как раз одни из наших дорогих зрителей, для которых мы так стараемся.

К ним через толпу протискиваются, как всегда навеселе, американский журналист Джон Рид[62] со своей боевой подругой Луизой Брайант.[63]

– О, мисс Луиза! О, мистер Джон! – Иоффе обнимается с Джоном, целует ручку Луизе и подзывает вездесущего Чудновского. – Гриша! Возьми на себя «Америку» и, я прошу тебя, не злоупотребляй виски!

Иоффе выходит в коридор. Спускается в столовую Смольного.

Огромный гулкий зал в махорочном дыму, пропахший щами. За всеми столами едят. Солдаты, рабочие, матросы.

К Иоффе с почтением подбегает повар – толстый человек в когда-то белом, а ныне донельзя замызганном халате. Зато поварской колпак на голове ослепительно белый:

– Был неправ вчерась, господин Иоффе!

– Товарищ! – поправляет Иоффе.

– Вот и говорю, товарищ Иоффе, неправ был! К вечеру аж шестнадцать пудов мяса завезли! И капусты… Завались!

– Просто надо вовремя ставить вопрос. Кормите, товарищ Егоров. Всех! И строго своим работникам… Руки мыть! Нам дизентерия не ко времени будет.

Петроград. Улицы. Утро.

Иоффе выходит в парк за зданием Смольного. Пересекает его и выходит на тихую улочку.

Здесь он уже не торопится. Такой себе преуспевающий делец гуляет по осеннему Петрограду.

Заходит в маленький уютный ресторанчик.

Петроград. Ресторан. Утро.

Иоффе садится за угловой столик, заказывает кофе и блины с икрой. Пока он ждет, перед ним на свободный стул неожиданно присаживается юркий люмпен:

– Здоров, дядя! – он показывает наган. – Тихо! «Лопатник» на стол, а то раз и ваши не пляшут.

– В марте «откинулся»? – Иоффе спокойно смотрит на грабителя, – «Птенец Керенского»?[64] Ох, не туда ты залетел, птенец. Извинись и дуй!

– Ты не понял, дядя. Считаю до трех.

– Начали! Раз! – Иоффе неожиданно для своего крупного тела ногой подсекает стул. Уголовник падает. Иоффе садится на него и выворачивает из его руки наган.