— Поговори с ним как мужчина с мужчиной, объясни, что жену выбирают только в своём кругу, а поступить с девушкой бесчестно недостойно мужчины.

— Как красиво ты умеешь выразить свои мысли, моя птичка! И это всегда прекрасные мысли, — искренне восхитился адвокат, и его похвала была приятна Амаполе.

Фред явился в последнюю минуту, пришёл в восторг от наряда матери, и Амапола расцеловала сына, не боясь помять своё роскошное платье.

— Искренние чувства мне дороже моих нарядов, — призналась она и не солгала.

Им не хватало только Дулсе, чтобы отправиться на приём, и они её дождались. Дулсе была одета куда более скромно, однако при этом выглядела прелестно, и Амапола снова искренне пожелала ей счастья.

Они подъехали к дому Геррейру одновременно с машиной Алешандре, который ездил за Ливией. Отасилиу отметил, как красиво смотрится молодая пара, а Ливия с Дулсе заговорщицки переглянулись. У них была задумана одна военная хитрость, и осуществить её они собирались с помощью доктора Родригу.

Дело в том, что за время своего пребывания в Порту-дус-Милагрес Ливия очень подружилась с Дулсе, которая и рассказала ей о посвящении в оганы Гумы. Сама она собиралась непременно пойти на церемонию и для того, чтобы оказать уважение рыбакам, детей которых учила, и для того, чтобы полюбоваться красочным зрелищем, которого второй раз на её жизнь не выпадет.

У Ливии были свои причины побывать на празднестве в честь Гумы. Она призналась Дулсе, что хотела бы пойти вместе с ней, но не знает, как это сделать. Ни Феликс, ни Алешандре не поймут, если она вдруг исчезнет с торжества, к которому они так готовились и которое для них так важно.

— Конечно, я только взглянула бы одним глазком и вернулась, — сказала Ливия, — но нужно найти достойный предлог.

— Его и искать не надо, — улыбнулась Дулсе. – Ты пожалуешься на сильное головокружение, я провожу тебя к доктору Родригу, а там два шага до святилища матушки Рикардины. Как тебе мой план?

— Изумительный! — засмеялась Ливия.

Разговор этот состоялся накануне, и, вспомнив о нём, две молодые женщины обменялись заговорщицкими взглядами, входя в украшенный цветами дом префекта.

Они успели поздравить хозяев, восхититься убранством, поздороваться со знакомыми, выпить прохладительного, выслушать несколько панегириков Феликсу, после чего Ливия пожаловалась на плохое самочувствие. Алешандре забеспокоился, собрался проводить её к врачу или в дальнюю комнату, чтобы она там полежала. Дулсе предложила свои услуги. Адма, может быть, и не слишком любила сына, точнее сказать, не слишком высоко его ценила, но испытывала нечто вроде ревности, когда он уделял внимание не ей. В частности её раздражала его трепетная любовь к Ливии. Вот и сейчас, узнав в чём причина, Адма насмешливо поджала губы.

— У женщин такое бывает сплошь и рядом, не стоит придавать этому много значения, — сказала она. — Если Дулсе согласна отвести Ливию к врачу, то лучшего и пожелать трудно. А ты в такие минуты должен быть рядом с отцом.

На сердце у Алешандре было неспокойно, но он всё же подчинился матери. Ускользнуть девушкам незамечеными помогло появление Августы Эвжении Проэнса. Пылая гневом, она предстала перед гостями Феликса и громовым голосом скомандовала:

— А ну-ка всем выйти на улицу! Мы начнём праздник сначала и повторим всё, начиная с освящения церкви! Не может быть праздника без семейства Проэнса! Это ненастоящий, недействительный праздник!

Гости замерли в недоумении. Но сеньора Августа была настроена весьма решительно. Проснувшись в своей кровати, она была несказанно удивлена. Поначалу она решила, что проснулась ранним утром, и день празднества только ещё начинается. Однако Кирина объяснила ей, что день тот же самый и он, наоборот, уже клонится к концу. Августа пришла в страшную ярость. Она увидела в этом наведение порчи, происки Адмы, злобу врагов и, наскоро одевшись, помчалась восстанавливать справедливость. Она готова была вытаскивать гостей за руки, чтобы начать всё вновь, уже всерьёз и по-настоящему. Но Адма была на страже. Заслышав голос сеньоры Проэнса, она заторопилась к двери. Едва ли не накануне она сумела устранить страшную, смертельную опасность, грозившую их семейному благополучию, так ей ли не справиться с этой городской сумасшедшей? Поняв, чего хочет Августа, Адма извинилась перед гостями за то, что им придётся потратить некоторое время на совершенно неожиданное развлечение. Затем вцепилась в разъярённую Августу и принялась подталкивать её к двери, приговаривая:

— Вон! Вон отсюда! Я не позволю всякой шантрапе портить наш замечательный праздник!

Услышав, что её обозвали шантрапой, Августа замерла, потеряв дар речи. Адма тут же воспользовалась этим и чуть ли не поволокла её к выходу. Но Августа уже пришла в себя и с воплем вырвалась из железных рук хозяйки.

— Без благородных Проэнса не может быть ничего на свете! — кричала она.