На следующий день стоило Ливии прикрыть глаза, как ей снова чудилось удивительное свечение. А потом начинало казаться, что и сама она светится. Работа у неё в этот день спорилась.
«Если так и дальше пойдёт, я всё сделаю даже раньше, чем предполагала», — радовалась она про себя.
Когда она оторвалась от расчётов, то увидела, что просидела над ними несколько часов кряду.
— Как же я проголодалась, — проговорила она, потягиваясь, и отправилась на кухню. Там сидела плачущая Кирина.
— Что случилось? — испугалась Ливия, забыв про голод. — Тебя тётушка обидела? Рассчитала?
— Да не может меня ваша тётушка рассчитать, у неё денег нет, — сквозь слёзы улыбнулась Кирина. — У меня рука болит. Надо бы к доктору Родригу пойти…
— Так в чём дело? Сейчас и пойдём! Я тебя провожу! — Ливия помогла Кирине встать и двинулась к выходу. Потом всё-таки вернулась и прихватила кукурузную лепёшку.
Пока Ливия с Кириной сидели очереди, они узнали все новости нижнего города. Потом Кирина вошла в кабинет Родригу, а Ливия, сидя в коридоре, невольно прислушалась к взволнованному женскому голосу за стеной. Услышав имя Гумы, она стала прислушиваться ещё внимательнее. И узнала много интересного. Оказывается, рыбаки берут у Эриберту в кредит горючее и расплачиваются за него в конце месяца. Но на этот раз Эриберту отказал Гуме и в горючем. Тот разъярился и полез в драку. А Эриберту подал на него жалобу. Полицейские арестовали Гуму и посадили в тюрьму.
— Эриберту решил нас со свету сжить, — заключил плачущий женский голос. — Если с нами и Гумы не будет, совсем пропадём.
Ливия не выдержала и побежала узнать подробности происшествия. Так она познакомилась с Ритой, тёткой Гумы, и узнала обо всех несправедливостях, которые творит Эриберту.
«Я этого так не оставлю, — подумала Ливия. — Справедливость должна восторжествовать». Она попросила Риту дождаться Кирину, сказала, что скоро вернётся, и побежала прямиком к дому Геррейру.
Феликс был изумлён поздним визитом Ливии, и её взволнованным видом.
— Вы ведь не потерпите, чтобы совершилась несправедливость, — задыхающимся голосом начала Ливия и торопливо пересказала всё, что узнала о Гуме.
Феликс сам приказал Эриберту подать жалобу, он был доволен результатом начавшейся травли и очень мягко стал объяснять Ливии, что подобные инциденты не в его компетенции. Также он говорил, что не хочет дискредитировать Эриберту, опытного человека, который на протяжении многих лет прекрасно справляется со своими обязанностями, избавляя префекта от необходимости заниматься ещё и дрязгами причала.
— Там живут грубые, неотёсанные люди, моя дорогая, — продолжал Феликс, — я бы только и разбирал дела о мордобоях, если бы занимался населением нижнего города. Но я предпочитаю заниматься школами и больницами. Нужно заботиться о детях рыбаков, они должны вырасти другими. А взрослых иногда и в тюрьме полезно подержать для острастки. Да и что такого страшного — провести ночь в тюрьме? Тюрьмы у нас замечательные. К тому же я думаю, этот парень не в первый раз там сидит, привык.
Феликс с удовольствием наблюдал, как менялось выражение лица Ливии. Когда он сказал, что Гума не раз уже сидел в участке, на её лице отразились недоумение и даже что-то вроде брезгливости, но она, тут же, отвергла это предположение Феликса.
— Вы ошибаетесь, — сказала она, — я, наверное, неясно выразилась. Речь идёт о Гуме, человеке, который спас меня и Алешандре. Из-за двух совершенно незнакомых людей он бескорыстно рисковал своей жизнью! Сейчас он несправедливо оказался в тюрьме. Мы перед ним в долгу!
Чего-чего, а житейского опыта и знания людей у Феликса хватало. Он видел, что юношеский максимализм Ливии, возможно, переломить, только лишившись её доверия, а это не входило в его планы. Он хотел сделать девушку своим союзником.
— В тюрьме не оказываются несправедливо, Ливия. Но ты права: мы в долгу перед этим рыбаком, и я попытаюсь выручить его немедленно.
Телефонный звонок Эриберту Феликс сделал из кабинета: