Утешив стариков, пообещав, что завтра они с Шику непременно избавятся от наловленной рыбы, Гума отправился на пляж. Он любил сидеть на тёплом песке и любоваться лунным светом, чудесными волосами Еманжи, которые она распускала по ночам. Каково же было его удивление, когда он увидел медленно идущую вдоль кромки моря Ливию. Ошибиться он не мог. Ливия была единственной на свете. Неужели Еманжа ответила на его моление и посылает ему новый знак?

Гума подошёл к Ливии, поздоровался и встретил отчуждённый, неприязненный взгляд. А ведь только утром она смотрела на него совсем по-другому, тогда в её глазах тоже загорелись радостные огоньки.

— Что случилось? Я тебя чем-то обидел, Ливия? — с беспокойством спросил Гума. — Мне казалось, что мы можем быть друзьями. Или ты тоже считаешь грязью простых рыбаков с причала?

— Причём тут грязь, рыбаки! Что за глупости! — сердито заговорила Ливия. — Да, я чувствовала к тебе симпатию, мне тоже казалось, что мы можем бьггь друзьями, но больше я так не думаю. Эсмералда мне всё о тебе рассказала. Я шла, чтобы извиниться за недоразумение на фабрике и действительно прошу у тебя за него прощения, но относиться к тебе по-прежнему не могу!

Брови Гумы поползли вверх.

— Какое к тебе отношение имеет разговор на фабрике? Почему ты должна просить за него прощения? Или ты уже префект, и я должен был обратиться к тебе? – улыбнулся Гума, чем рассердил Ливию ещё больше.

— Оставь своё ёрничество! Если ты надеешься пленить меня своим остроумием, то напрасно. Я очень благодарна Эсмералде, она…

— Да что же такого интересного рассказала тебе Эсмералда? – прервал её Гума с неподдельным любопытством.

— Она мне рассказала о тебе всё, — отрезала Ливия. – Рассказала, что ты не пропускаешь ни одной юбки, что все девушки с причала побывали у тебя на катере. Что вы с Эсмералдой жених и невеста.

— Интересно, как же Эсмералда-то ухитрилась в невесты попасть, если я всех девушек пропускаю через свой катер и ни на ком не собираюсь жениться?

— Не знаю! – с той же резкостью ответила Ливия и осеклась, уставившись на Гуму.

Гума хохотал, пытался остановиться, но начинал смеяться снова. Наконец, успокоился.

— Я тоже не знаю, как она попала в невесты, да ешё мои, — сказал он. Пойдём, спросим у самой Эсмералды. Заодно я надеру ей уши, чтобы не болтала всякой глупости. Надрал бы и тебе, Ливия, за то, что готова слушать всякую чушь. Спроси любого – здесь, на пляже, на причале, в городе, — есть у меня невеста или нет, бегаю я за девушками или не бегаю. Ничего дурного ты обо мне не услышишь. Поэтому тебе нечего опасаться дружбы со мной.

Гума так искренне хохотал и говорил так доброжелательно, что не поверить ему было невозможно. Лицо Ливии посветлело. Но зерно сомнения, зароненное Эсмералдой, всё-таки не исчезло. Обольстители всегда очень искренни, милы, обаятельны… А иначе они и не обольстители! Если говорить честно, то Ливия и сама не ожидала, что её так огорчат откровения Эсмералды. После них ей вдруг стало так больно, так горько! Неужели и этот человек, смелый, отважный, мужественный, в действительности оказался совсем не таким?…

И всё-таки Ливия улыбнулась, хотя в её улыбке сквозило недоверие.

— Ливия, если бы я обманул тебя, Еманжа бы меня не простила, — очень серьёзно и проникновенно сказал Гума.

Ливии так захотелось ему поверить. Захотелось, чтобы мир вокруг стал счастливым и светлым. Она обвела глазами пляж, в лунном свете всё мерцало, переливалось. «Я как будто внутри картины, моей любимой картины, которая называется «Пляж влюблённых», — внезапно пронеслось в голове у Ливии.

— Гума, — тихо окликнула она.

— Ливия, — так же тихо отозвался Гума.

Они стояли и смотрели в глаза друг другу, а вокруг всё тонуло в лунном мерцающем свечении.