Целые сутки понадобились Георгию, чтобы добраться до монастыря.

Шел третий день, согласно которому по монастырскому уставу и полагалось предавать собрата земле.

Фома уже был готов к погребению, и монахи заканчивали вычитывать заупокойные псалмы.

Игумен медленно подошел ко гробу, чтобы проститься с братом, которого не сумел уберечь.

Юноша и в гробу был ликом светлее обычного, и его вьющиеся волосы оттеняли красивые черты лица. Вот только эти удивительной красоты васильковые глаза уже навсегда были закрыты мертвым сном.

– Прости меня, Фома, Христа ради. И помолись там за меня. Очень тебя прошу.

К Георгию, опустившемуся перед гробом на колени, подошел старец Варсонофий. И увидел, как содрогаются игуменские плечи в безмолвном крике.

Отцы-монахи уже принесли крышку, чтобы закрыть тело собрата, душа которого в этот момент еще какое-то время витала рядом со всеми, прощаясь и запоминая их перед предстоящей встречей с Творцом.

– Наш собрат Фома, что достойно принял сегодня мученическую кончину, был следующим после тех 38 монахов, которых замучили еще до начала войны в поисках этого проклятого золота. И первым из тех, кто пришел сегодня вместе с нами восстанавливать наш монастырь. Вечная ему память! – промолвил старец Варсонофий. – Да упокоится его душа с миром.

Все ждали слов игумена Георгия. И он, уже поднявшись с колен, обводил взглядом собравшихся здесь братьев по духу, прошедших войну и закаливших себя ранами, обретших веру во Христа и пронесших ее через испытания, выпавшие каждому по мере его сил. Они не сникли от смерти брата, а, наоборот, укрепились в вере и правильности выбранного пути.

– Сегодня я уже могу открыть вам всю правду. Этим утром ангел Господень коснулся меня, братья. Игумен Георгий Любомудров, сам явившийся во плоти, спас мне жизнь, для того чтобы я и далее нес его крест и имя в народ, показывая ему примеры нестяжательности и доброты, человеческой любви и кротости. Фома был одним из тех, кто первым услышал эти слова и потянулся к добру. Он сделал свой выбор, а теперь уже Господь не оставит его Своей любовью и заботой. Вечной памятью мы будем чтить его на земле, а он своими молитвами Богу, будем надеяться, уже молится за нас, грешных, на небе.

Монахи запели. Подхватили гроб и неспешно понесли к приготовленной могиле.

Когда собратья разошлись, у могильного холмика остались лишь старец да отец игумен.

– Нам сказали, что ты погиб, сгорел в машине…

– Там был он… старче.

– И вновь могу лишь сказать: «Неисповедимы пути Твои, Господи!»

Какое-то время он помолчал, а потом начал говорить вновь.

– Мы пришли поздно. Помочь Фоме было уже невозможно, но у него еще хватило сил покаяться, и я причастил его Святыми Дарами…

– Спасибо вам за это, отче.