По большей части мы не знаем конкретных причин их пребывания на юге. Даже для «эмигрантов» в самом строгом смысле этого слова мы должны предположить широкий спектр причин, по которым они покидали свою родину: от общего беспокойства по поводу политической ситуации в Германии до личной антинацистской позиции, от запрета на работу до преследований и угроз. Для художников и писателей различные формы препятствия свободе самовыражения были основными мотивами отказа от своей страны.
Уже в 1920-х гг., то есть до того, как Гитлер вступил во власть, некоторые «диссиденты» отправились в Позитано: упоминая лишь некоторые имена, это бывший военный летчик, позднее ставший пацифистом, Александр Томас (Дюссельдорф, 1892 —?), зарегистрированный как «писатель», еврейский ткач и художник Мартин Вольф (Лейпциг, 1888 — Освенцим, 1944), вместе со своей женой Матильдой Леви (Гамбург, 1883 — Освенцим, 1944), художник «Карли» Зон-Ретель (Дюссельдорф, 1882 — Дюссельдорф, 1966).
В 1930- х гг. большинство евреев было вынуждено покинуть нацистскую Германию. В Позитано мы находим среди них писателя Альберта Адлера (Ауфхаузен, 1890 — Освенцим, 1944) со своей семьей, Ильзе Бонди (мать художника Михаэля Тайле), Лутку Глюкманн и некоторых других. Для писателя Стефана Андреса — в дополнение к его антинацистской позиции — тот факт, что его жена была «наполовину еврейкой», послужил причиной для их переселения за пределы Германии. После оккупации Австрии сюда приехали писатель Вальтер Мекауэр, венский режиссер Эрих Шальша и писательницы Элизабет Кастоньер и Джо Ледерер; все четверо после пребывания там в течение нескольких месяцев продолжили свое беженство (после принятия Муссолини расистских законов).
Следуя указу от 7 сентября 1938 г., в Позитано местные власти также начали регистрировать иностранных евреев.
Муниципальный список от 6 октября 1942 г. («еврейские жители») включает в себя 9 имен людей, всё еще находящихся в городке; 7 из них будут депортированы, чтобы трагически закончить свою жизнь в Освенциме. В общей сложности, 25 немецких или австрийских граждан еврейского происхождения поселились в Позитано[170]; 7 из них позволили остаться в городке[171].
Среди людей еврейского круга была и Эмми Флатоу, которая после смерти своего мужа Роберта, еврейского врача из Берлина, приехала в Позитано вместе со своими дочерями Доротеей и Лизелоттой. Там они управляли пансионом «San Matteo» (где в 1936 г. жил ставший позднее знаменитым писателем Альберто Моравиа[172]), и, около т. н. Новой церкви (Chiesa Nuova), «Постоянной художественной выставкой» с чайной комнатой и клубом для иностранцев, где они также организовывали литературные вечера. После политического вмешательства комиссара префектуры Позитано, этот клуб был закрыт в конце 1939 г.[173]: «Дитмар [Эмми Флатоу, урожденная Дитмар] — мать двух евреек, которые должны покинуть Королевство. Место часто посещается евреями, все выставленные картины и предметы иностранные и, в основном, еврейские»[174].
Особый случай — писатель Эссад Бей. Он, будучи тоже евреем, с удостоверением лица без гражданства, был записан в муниципальном свидетельстве о смерти как «американец арийской расы»[175]. Хотя он умер всего в 36 лет, он оставил удивительно обширное наследие из исторических и художественных произведений[176].
Не все эмигранты (евреи или нет) окончательно поселились в Позитано. Большинством были транзитные приезжие, что задерживались там на более или менее длительный период. Так было в случае с журналисткой Элизабет Кастоньер, которая, бежав из Вены в 1938 г., покинула Италию через несколько месяцев ради Англии. Также Вальтер и Лотта Мекауэр, приехавшие в Позитано в 1933 г., покинули Побережье после издания расистских законов, чтобы найти убежище сначала во Франции, а затем в Швейцарии.
С 1940 г. евреям-иностранцам в Италии стали угрожать высылкой («Положения об иностранных евреях»), но не все знали, куда уехать. К примеру, Маргарет Зайнфельд, несмотря на то, что она уже была зарегистрирована в листе ожидания на эмиграцию в Соединенные Штаты, все-таки получила строгое «предписание на выезд» из полицейского управления Салерно. То же «предписание на выезд» получил и Эмануэль Хаас: родившийся в 1884 г. и проживавший в Позитано, он с 1939 г. ждал отправления в Палес тину — и напрасно, т. к. в августе 1940 г. он оказывается в лагере для интернированных в Аньоне/Кампобассо. Мы ничего не знаем об последующей судьбе этих двух беженцев. Другие, такие как семья Адлер, Мартин и Матильда Вольф, были депортированы сначала итальянскими властями в лагеря для интернированных, а затем, после сентября 1943 г., — немцами в Освенцим.
Причина, по которой другие евреи (например, Лутка Глюк-ман) могли продолжать жить в Позитано, остается нам неясной. В любом случае преследования евреев в фашистской Италии, и особенно на юге, не имели такой жестокой последовательности, каковая была в нацистской Германии.
И как же жили иностранцы в Позитано? Самые известные писатели, такие как Андрес или Вегнер, могли иногда получать скромный гонорар за свои публикации: соглашения о переводе валюты были суровыми и сложными (свободной конвертируемости валюты не существовало). Так, например, только после одного из своих протестов Эссад Бею было разрешено иметь почтовую сберегательную книжку (с которой он не мог снимать более 100 фунтов за раз)[177].
Другие, как Эмми Флатоу со своими дочерьми Доротеей и Лизелоттой, управляли комнатами, сдающимися в аренду (уже упомянутый пансион «San Matteo»): это была довольно сложная задача, потому что управляющим была нужна не только лицензия, но они также зависели от «доброжелательности» властей. Вместе с инженером Отто Юнгером, Мария Эллерсберг также управляла пансионом («Montechiaro»), а Лотта Мекауэр управляла фотостудией и попросила лицензию на управление «офисом по машинописным работам» (апрель 1938 г.).
Что касается социальной жизни эмигрантов, то нет недостатка в ярких описаниях, которые напоминают нам о знаменитой метафоре «танца на вулкане». «Все мы были бедны, но мы устраивали вечеринки на террасе со свечами, дешевым красным вином и хлебом с сардинами. <…> Было много любовных связей, сцен ревности и небольших похищений из одного дома в другой»: так Элизабет Кастоньер описывает жизнь эмигрантов. И добавляет фразу не без двойного смысла: «Позитано был городом призраков»[178]. Более негативно выражается Лола Ландау. Первая жена Армина Т. Вегнера, она приехала в Позитано, чтобы убедить мужа эмигрировать с ней в Палестину — напрасно. «После того, как я познакомилась с некоторыми из эмигрантов поближе, я смогла понять, что в своем изгнании в Позитано большинство из них создали своего рода рай сумасшедших (Narrenparadies), живущих в теплице вне реальности»[179].
Немецкая эмиграция на Амальфитанское побережье является не только историко-политическим явлением, но и художественно-литературным явлением. Беженцы оставили множество свидетельств, которые также способствовали известности Побережья в послевоенной Германии.
Среди художников нужно назвать «Карли» Зон-Ретеля, Бруно Марквардта, Ирину Ковальскую и Курта Кремера. Последний, живший в Позитано в 1941–1961 гг., инвалид, прикованный к коляске, воздал должное Амальфитанскому побережью в своей автобиографии (опубликованной посмертно) «Mein Panoptikum», где он рассказывает о жизни эмигранта на Салернитанском заливе. «Как на человеческом, так и на географическом уровне защита была полной с любой точки зрения»: форма благодарности местному населению, которую также неоднократно выражала Дороти Андрес: «die Sьditaliener, fьr die ich nur mein Leben lang dankbar sein kann» («итальянцев-южан, — вот кого я должна благодарить всю свою жизнь»[180]).
Другим художником, символической фигурой, но, к сожалению, забытой, является Мартин Вольф, художник и ткач шпалер, родившийся в Лейпциге в 1888 г. Вольф, предмет многочисленных и всегда уважительных описаний в биографической литературе, устроился после Первой мировой войны в Позитано, в районе Липарлати. «Отъезд отсюда принесет неудачу», — сказал он в интервью Вальтеру Мекауэру в 1938 г. И это было так. В 1940 г. он был интернирован и погиб в 1944 г. в Освенциме. К сожалению, почти ничего не осталось от его художественного творчества.
Автобиографические свидетельства, оставленные различными эмигрантами, весьма богаты. Вальтер Мекауэр, известный романист и драматург в Веймарской республике, описывает в «Gassen in fremden Stдdten» («Переулки чужих городов»; 1985 г.) свое прибытие в Позитано, местные контакты, праздник электрификации, его депортацию в тюрьму Салерно во время государственного визита Гитлера и многие другие события. Его книга стихов «Positano, die heiligen Trдume» («Позитано, святая мечта»; 1963), написанная в 1937 г., несет посвящение: «Моему выдающемуся и благородному другу дону Саверио Чинкве, который вместе с другими милыми людьми сделал для меня Позитано таким симпатичным»[181].
Другой впечатляющий автобиографический текст вышел из-под пера Элизабет Кастоньер. В своей книге «Memoiren einer AuЯenseiterin» («Мемуары посторонней») Кастоньер рассказывает о драматическом побеге из Вены в 1938 г. и своем пребывании на Капри и в Позитано, где она общалась с Джо Ледерер и Эссад Беем. «Легко было быть бедными в этом климате; мы все были бедны, но относительно счастливы». Но в конце 1938 г. ситуация изменилась. «Наши два жандарма, обычно, очень дружелюбные, теперь заставляли нас неоднократно показывать паспорта»[182].
О прибытии Эссад Бея она рассказывала следующее: «Однажды откуда-то вынырнул русский турок по имени Эссад Бей, в сопровождении одной дряхлой дамы, говорившей исключительно по-русски и некогда бывшей, по уверению Эссад Бея, его няней[183]. В качестве документа он предъявлял посадочный билет от „Norddeutscher Lloyd“, в глазах почтительных карабинеров являвшийся дипломатическим паспортом»[184].
О попытках покинуть Италию Кастоньер пишет, что «человеческие реликты, выброшенные в Позитано были слишком бедны, чтобы оплатить вожделенное трансантлатическое плавание, да и получить визы было невозможно. В результате праздновали, с дешевым вином и бутербродами с помидорами и рыбой, всяческие мелкие события — такие, как прибытие нового эмигранта и даже присылку из Вены фрака Эссад Бея»[185]. Однако cамой Кастоньер в итоге удалось покинуть Италию.