С годами её обоняние развилось ещё больше. Галайко и мятную жевательную резинку жевал, и мускатным орехом заедал, и гвоздичку применял. Автоинспектора останавливали и ничего не подозревали, а супруга, обнюхав, точно могла определить не только, что и в каком количестве он употреблял, чем заедал, но и в каком месте происходила гулянка. На работе ли, в скверике, на стройке, в салоне машины, в бане.

— Тебе бы овчаркой работать, — злился Галайко.

— Опять с Митрохиным дешевое пиво водкой разбавляли? — уточняла жена и направлялась к телефону, чтобы позвонить жене Митрохина и рассказать в подробностях, где и как набрались друзья.

Галайко по большому счету свою Елизавету не особо боялся. Ну покричит, что с ним станется? А вот Митрохину — несдобровать. У него и жена, и теща, и старшая дочь так отпарят — не позавидуешь. В эти минуты Галайко жалел своего напарника и ненавидел Елизавету, доносы которой в конечном итоге привели к тому, что лучший друг Митрохин стал сторониться его компании.

Однажды, Галайко заявился домой заполночь. Счастливый и уставший.

Елизавета обошла мужа, насторожилась.

— Шампанское пил. Брют.

— Верно! — подтвердил Галайко.

— Не один.

— Тоже верно. Но и не с Митрохиным. — ответил Галайко и добавил, — И не с Петровом, не с Ивановым и не с Сидоровым…

Жена шевелила ноздрями.

— Знаю, — наконец зашипела она, — Ты, скотина, с какой-то бабой пил! В машине. На заднем сиденье. И расстались вы минут сорок назад.

— И не только пил! — вызывающе воскликнул Галайко, Но и…

Елизавета потянула воздух и сделала окончательное заключение:

— И больше ничего у вас не было!

— Пока! — заорал Галайко, — Пока не было! Но скоро будет. Обязательно будет. Потому что мне больше ничего не остается. Друзей всех разогнала. Митрохина зашугала…

Елизавета молча отошла к кухонному окну и долго смотрела на темную улицу. Галайко разделся и лег в кровать. Он уже стал засыпать, когда услышал голос жены из кухни. Она разговаривала по телефону.

— Слышь, Митрохин, ты извини, что я тебя так поздно разбудила. И вообще за все извини. Я тебя, Митрохин, об одной услуге хотела попросить. Какой? Знаешь, Митрохин, ты моего Галайко не сторонись больше. Дружите как раньше. А твоей жене я звонить больше никогда не буду.

Галайко блаженно закрыл глаза…

А через полгода Елизавета устроилась работать дегустатором на парфюмерную фабрику. Больше к мужу она не принюхивалась. Хотя, наверное, знала, что, когда, во сколько и с кем он пил.