— Я? — закатил под лоб глаза от такой наглости уполномоченный проверять билеты, Он, словно прося поддержки, оглядел немногочисленных пассажиров и устремился в атаку, — Я кто такой! Да я контролер! Вот жетон, видала! Видала, я тебя спрашиваю! А ты — ты бесстыжий заяц.
— Что мне твой жетон! Я и сама могу такой сделать. Ты мне документ покажи. А то много в последнее время развелось разных мошенников! Она сделала ещё шаг вперед, не сильно прихватила контролера за лацкан кожаной куртки и тоже стала искать поддержки у пассажиров, — Товарищи, дорогие, скорее вызывайте милицию — афериста поймала. Показывай документ, шельма!
И тут произошло необычное. Контролер, вдруг чего-то испугавшись, постарался освободиться от мертвой хватки разъяренной пассажирки. Он густо покраснел и опустил голову:
— Извините, извините, гражданка! Ошибочка вышла.
Но тут-то Катерина Львовна поняла, что сама оказалась на коне настоящего жулика поймала. Она ещё сильнее замкнула в пальцах лацканы чужого пиджака и во все горло завизжала:
— Милиция! Ми-ли-ция!
Опомнилась она только тогда, когда люди в серых фуражках и с погонами работников правопорядка старались разжать её пальцы. А она все ещё кричала, что поймала преступника. Громко кричала, никого не стыдясь. В гнев против контролера она вложила все свои беды и неудачи. И то, что последние годы перебивалась с хлеба на соль. И то, что единственной и любимой дочке приходится ходить в школу в перештопанных колготках и кофтах, и то, что больная мать мучается, но никак не может умереть, и то, что если умрет, то Катерина Львовна окажется без старушечьей пенсии, а значит без средств к существованию. Зарплату не дают, бывший муж восьмой год где-то скрывается и уклоняется от алиментов…
— Ну что вы, гражданка, никакой он не мошенник, — с трудом освободив бородатого, сказал молоденький сержант, — А самый настоящий контролер. Вот его удостоверение, взгляните.
Представитель органов власти поднес к глазам Катерины Львовны корочку с фотографией Только на маленьком снимке было вовсе не лицо контролера, а её, Катерины Львовны, бывшего мужа. Молодого, безбородого, без седины на висках. Того, кто её так ласково когда-то называл: «Зайка моя».
Когда Катерина Львовна разглядела вдобавок и фамилию контролера, сомнений никаких не осталось — он.
— У вас есть какие-то претензии к гражданке? — поинтересовался милиционер у бородатого.
— Никаких, — не поднимая глаз ответил он.
— А у вас? — теперь сержант обращался к Катерине Львовне.
— Ишь ты, зайка моя, — сказала она чуть слышно в сторону контролера и брезгливо отвернулась, — И у меня никаких…
СОБАЧЬЕ ЧУТЬЕ
Поднабравшись семейного опыта, Валентин Галайко как «Отче наш» вывел для себя две истины. Первая: среди собак-ищеек суки обладают более чувствительным нюхом в отличие от кабелей. Вторая: его собственная жена Елизавета, тоже высокопородная, но вредная сука, имеет нюх ничем не уступающий чутью собаки-ищейки. Суки, естественно.
Еще в первый год их совместного существования по амбре, исходящему от Галайко, милая женушка точно могла сказать не только, какое количество спиртного он в себя влил, но и определить марку алкоголя.
— Что нынче на портвяшок потянуло? — с ехидцей спрашивала она, стараясь как можно ближе приблизить к его раскрасневшейся физиономии длинный нос.
— А что прикажете пить, если на водочку не хватает? — вопросом на вопрос отвечал Галайко. — На свои пью, обеденные…
— Не думала, что мой муж будет увлекаться низкосортным «Алабашлы», нервно подрагивая ноздрями, заканчивала тестирование Елизавета и удалялась на кухню.