Вопрос повис в воздухе и в комнате воцарилось тягостное молчание.
— Я, — собравшись с духом, наконец, выдохнул Валька.
— Не-е-ет, — с глупой улыбкой протянула Нюрка, все ещё веря в то, что её разыгрывают, — Этого не может быть потому, что этого просто не может быть!
Теща встал со стула и направилась к выходу из комнаты. В дверях обернулась:
— Я что, не женщина? И кивнув в сторону Вальки, добавила, — А он разве не мужчина? Ты б ещё подольше по вагонам ошивалась… На твоего мужа я не претендую. Я ребенку — быть!
Хлопнула дверь и вышла.
…Валька с Нюркой не разошлись. Через год у них родилась двойняшки. Мальчики. Хотели разменять квартиру, чтобы теща жила отдельно с маленькой дочуркой. А потом решили не разъезжаться. Родня ведь — все свои. Отец, жены, матери, сестры, братья…
ГОЛОВА ЗЯТЯ ИВАНЫЧА
В конце концов теща окончательно допекла, и Иваныч понял, что с ней нужно бороться как с лютым врагом. Ему, как считал Иваныч, уже не двадцать, чтобы с ним обращались как со щенком. Он сорок с лишним лет прожил на этой грешной земле, и половину всей сознательной жизни терпел от тещи укоры да упреки. То это не так, то то не эдак…
Последняя стычка, которая переполнила терпение Иваныча, произошла вчера. Он у соседа заигрался в шахматы и совсем забыл включить на запись видеомагнитофон — по телевизору показывали очередную серию мексиканского сериала. Какого именно, Иваныч и сейчас бы не сказал. Все эти мыльные оперы выводили его из себя. Ему, как вчера, позавчера, как и месяц назад велено было лишь нажать в нужное время на кнопочку «видика» и записать кинофильм. Все. Вечером после работы «мамочка», которая исполняла почетные обязанности уборщицы в местном клубе, очень любила завалиться в кресло и заглянуть в мир полный роскоши, несчастной любви и скандалов. Но Иваныч заигрался в шахматы…
К оскорблениям типа «пня, на который писают собаки», ненаглядный зятек уже привык. Но в этот раз обошлось без пней. Теща негодовала так, что даже высказала угрозу: дескать, за такое неуважение к её персоне, ему, Иванычу, и дурной башки мало отрубить. Не нужна ему эта башка, если в ней Богом запланирована только одна извилина.
Ну, что ж, подумал Иванычу, пусть будет так, как сказала «мамочка».
На другой день после скандала он раздвинул половинки старого круглого стола, покрыл его белой скатертью и в самой середине прорезал в ней дыру. Когда до прихода тещи оставалось несколько минут, густо размазав по скатерти кровавый шашлычный кетчуп, Иваныч нырнул под стол, и просунул голову в прорезь. Он насколько мог высунул язык и глянул на себя в огромное зеркало, которое стояло как раз напротив стола, — картина была ужасающая. Лужа крови и бестолковка в самом центре стола. Такой вот десерт. «Ну что, теща, хотела его светлую голову — так получай!»
В прихожей скрипнули половицы, и Иваныч закатил глаза. Он видел, как теща отворила дверь в комнату и сразу кинула взгляд на настенные ходики: сколько там времени осталось до любимого сериала? И только сняв платок, увидела неожиданный настольный натюрморт.
Душераздирающий вопль, наверное услышали даже рок-музыканты, которые репетировали в местном клубе. Теща начала бегать вокруг стола и, словно наседка, хлопать себя руками по бокам. Кто бы знал, сколько сил приложил Иваныч, чтобы сразу не выдать себя и не рассмеяться! Наконец, когда теща, забежав ему за спину, перешла на ритмичные завывания, зятек повернулся к ней и угрожающе произнес: «Мя-у-у».
Теща от ужаса побелела и тут же грохнулась на пол.
Продолжение фильма ужасов возобновилось через полчаса. На кровати, рядом с зловещим столом, на котором была водружена голова зятя, в обморочном состоянии лежала теща, и врачи старались вернуть её в этот мир. На кухне Иваныч давал показания участковому:
— Она на меня всю жизнь гавкала, а я один лишь раз даже мявкунть не успел…
— Если помрет старуха, мявкать тебе, Иваныч, лет десять на тюремных нарах, — записывая показания, сказал милиционер.
— За что? За шутку-то?