— Изверги, дочка, что и говорить, — тронул ее за плечо красноармеец Филиппов.
Кузьменко — маленькая, полненькая, с острым носиком — так и не приобрела той лихости, которой любили щеголять в армии девушки. Да и форма военная Маше не особенно шла. Было в ней что-то домашнее, доброта, казалось, так и струилась из ее глаз. «Наша Кнопочка», — ласково называли санинструктора батарейцы. Чужое горе всегда становилось ее горем, чужая беда — ее бедой. А ведь и своего горя, своих бед у нее хватало: всех близких унесла война. Оставшись одна, уходила девчонка от фашистов. Обезумев от ужаса, металась по берегу Днепра под немецкими бомбами, гоняли ее по степям Украины гитлеровские асы, охотившиеся за беззащитными беженцами. Измученная, голодная, в рваном платьишке, прибилась она к группе колхозников, гнавших скот на восток. Эти добрые люди накормили и напоили девушку, к делу пристроили. С ними и добралась она до Сталинградской области.
Бои под Новороссийском стали для нее школой военной выучки. Много потом их было, и каждый по-своему сложен, каждый нес смерть и кровь. Но война так и не смогла ожесточить ее душу, казалось даже — наоборот, сделала ее более чуткой, более восприимчивой.
Был в полку сержант Селивестров, чудесный рассказчик. Бывало, выпадет свободное время на формировке или привале, соберутся все — и к нему:
— А ну-ка, сержант, выдай для души!
Сержант не заставлял себя упрашивать, начинал без раскачки. Маша старалась не пропустить ни одного его слова, устраивалась поудобнее и вся превращалась в слух.
— Судите меня, судьи, военный трибунал!.. — начинает Селивестров и дальше ведет свой рассказ о большой, красивой любви красного командира к сельской учительнице: — Выкроит командир часок, прискачет на горячем коне к любимой. Посидят на крылечке, по роще пройдутся. Споет она ему песню его любимую: «Позарастали стежки-дорожки…» И опять командир на коне, опять в погоню за бандой. Уходит банда от красных конников, каким-то чудом уходит. Жгут бандиты села, убивают активистов и бесследно исчезают. «Кто предупреждает? Кто предатель?» — думают-гадают бойцы. И вот тайна открыта: учительница — правая рука атамана, шпионка. По знакомой дорожке ведет арестованную бандитку командир с предписанием сдать ее в военный трибунал, а она вдруг поворачивается и с насмешливой улыбкой запевает: «Позарастали стежки-дорожки, где проходили милого ножки. Позарастали мохом-травою, где мы гуляли, Степа, с тобою…» Не выдержало командирское сердце, выхватил он наган и вогнал все семь пуль в свою светлую мечту, в свою большую любовь.
В этом месте рассказчик театральным жестом выхватывал пистолет. Маша всегда слушала, затаив дыхание, слезы тихонько катились по ее щекам, и тихая печаль лежала на ее простеньком, почти детском личике. Вот и теперь она не выдержала, глядя на мертвых немцев.
У городка Газель противник начал теснить советские стрелковые подразделения. Батарея старшего лейтенанта Николая Соловаря подоспела к месту схватки. Развернувшись, она с ходу ударила по наседавшим фашистам.
Противник был остановлен. Вскоре подошло подкрепление. После короткой передышки наступление возобновилось.
Враг откатывался к железнодорожной станции Луккау. Полк побатарейно свернулся в колонну и вслед за походными порядками мотострелков начал преследовать гитлеровцев. Батарея старшего лейтенанта Василия Дикарева действовала с передовым батальоном. На подходе к станции разведчики доложили: у обочины дороги закопанные танки. Вместе с командиром батальона Дикарев выдвинулся вперед.
— Один, два… четыре… — считали они, рассматривая в бинокль невысокий холмик.
— Что будем делать, бог войны? Обходить?
— Ударю по ним, авось и вся система обороны вскроется.
— Давай.
На залп батареи противник не ответил. Еще залп. Молчит, хотя одна вражеская машина и вспыхнула.
— Что бы это значило, старший лейтенант? Пусть-ка разведчики посмотрят.
Через несколько минут разведчики доложили — в боевых машинах никого не обнаружено. Четыре танка с полным комплектом боеприпасов, но без горючего достались без боя. Один сгорел.
24 апреля к исходу дня батареи полка сосредоточились в районе Гросс-Махнов и заняли боевой порядок на северо-западной окраине небольшого городка Миттенвальде с задачей не пропустить пехоту и танки противника.
Вскоре начался бой. Гитлеровцам удалось поджечь два бронетранспортера.