— Новороссийск? Читать читал, а бывать в нем не доводилось.
— Жаль, хотелось бы узнать побольше. Как-никак оборонять будем.
Васнецов наморщил лоб, стараясь вспомнить, что доводилось читать о городе на Черном море. Возникшее в XIX веке на берегу Цемесской бухты укрепление вскоре было названо Новороссийском. Был заложен порт. Бурный рост города вызван открытием мергеля — основного сырья для производства цемента.
— И все же, товарищ младший лейтенант, — не отставал Рябов.
Васнецов рассказал то, что знал, подчеркнул:
— Новороссийск — город больших революционных традиций, героических дел в годы гражданской войны. Здесь закончили свой бесславный путь многие царские генералы и офицеры, вожаки контрреволюционного отребья. Теперь вот нам выпала честь защищать Новороссийск от гитлеровцев.
Со стороны моря накатывался гул артиллерийской стрельбы. Разноголосое эхо замирало в отрогах лесистых гор. Батарейцы настороженно, с тревогой посматривали на перекаты волн.
Немецко-фашистское командование хорошо понимало значение Новороссийска в битве за Кавказ, стремилось во что бы то ни стало овладеть им. Фашисты бомбили и обстреливали из тяжелых орудий порт, несколько раз пытались прорваться к городу. Как стало известно несколько позже, гитлеровцы для этой цели даже сняли часть сил с туапсинского направления.
В начале сентября 1942 года гитлеровцы вышли к северной окраине города Новороссийска. После упорных боев им удалось захватить железнодорожный вокзал, элеватор и порт. Положение до крайности осложнилось.
Батарея Чигрина повзводно заняла огневые позиции на северо-западной окраине города. Начавшийся с утра дождь около полудня прекратился. Выглянуло солнце. Легкий ветерок принес с моря приятную свежесть. Терпкие запахи южных растений потекли над раскаленной землей. Осень едва коснулась здешних мест. В обильной зелени нет-нет да и проглядывали ярко-красные листья кленов и каштанов.
Взводы батареи были поставлены на танкоопасных направлениях с задачей не пропустить противника в направлении кладбища.
— Остановка «Живые и мертвые», — обронил взводный балагур красноармеец Веснушкин. — Тут мы, братцы, значит, встретим супостата. Ничего, местечко подходящее. Покойнички рядом. Вот только церквушки не видно да и попа…
— Не хватит ли молоть языком? — оборвал его Поляков. — Нашел время…
— Конечно, хватит, товарищ сержант. Это я так, для разрядки. Уж больно хмурые все какие-то. А язык он тово — без костей.
— Держи, разговорчивый. — Поляков протянул Веснушкину лом. — И впрягайся в работу, Миша.
— Любимый город может спать спокойно, — подхватил лом Веснушкин. — И видеть сны, и зеленеть среди весны, то бишь осени.
— Вот неугомонный, — улыбнулся сержант. — Ну что с ним поделаешь?
— Может, это и хорошо, — заметил Васнецов. — Не всё же хмуриться.
Поляков неопределенно пожал плечами, кивнул в сторону Цемесской бухты, откуда доносились раскаты артиллерийской стрельбы:
— Неотчего, товарищ младший лейтенант, да и недосуг веселиться нам.