Очаровательная девушка очень хорошо ведет машину. Шоколадный костюм с сильно приталенным пиджаком, бледно-розовая блузка. И то, и другое, пожалуй, «Moda Italica». Чехол-ножны для мобильного телефона на левой руке и лаковый ремешок от «Wow». Набор атрибутов юной амбициозной карьеристки. Медовые локоны, карие глаза и слегка припухшие губы свои собственные, как и отличный цвет лица.

Весь этот набор атрибутов и примет смотрит на Дьердя так, словно он дал девице Рикерт брачные обещания, а теперь цинично их нарушил. Это даже забавно… на фоне всего случившегося.

Дьердь улыбается ей, вполне искренне, и только в том, как держит голову, читается желание усыпить красавицу чем-нибудь безвредным и предъявить Смирнову, на стенде, как лягушку, живо интересуясь каждой подробностью «А вот это что такое и для какой казенной надобности вы это с ней сделали?»

— Вы заканчивали факультет управления, не так ли?

— Да, конечно же. — В голосе девочки — готовность расстелить гостям начальства красный ковер на любое нужное расстояние, а в пластике — желание завернуть Анаит в этот ковер и… нет, пожалуй, все же не сбросить в темные и маслянистые воды отсутствующего залива, а просто поставить где-нибудь в углу, трубочкой. И вспомнить через сутки.

Сюжеты сегодня ломились в голову от каждого чужого движения. Сказывался перелет. Аэроплан вел себя как трамвай где-нибудь в Лахоре… вернее, аппарат-то ничего такого себе не позволял, честно взлетел, долетел и приземлился, а вот люди в салоне почти сразу же начали переговариваться — поперек рядов, незнакомые с незнакомыми — обсуждая свежую… серию телесериала.

Винландка говорила подробно, неспешно, повторяясь. Попутчики бурлили.

— Ну что они к ним прицепились, а? Мешают нормальным людям работать! — молодая мать с близнецами в двойном детском кресле.

— Козлы! — человек с манерами грузчика и в костюме владельца крупной корпорации. — Просто козлы и все!

— Нет, вы правда думаете, что в корпорациях все такие радетели за благо? Я вас умоляю, не будьте так наивны! — дама в очках с богемной повадкой.

— Нет, ***, все ради денег, ага! — «Грузчик». — У кого чего болит.

— В данном случае выгоды населения и концессионеров связаны напрямую. — Возможно, этот сухой азиат — лионский или орлеанский чиновник.

По кругу, в разных выражениях, разными голосами летали, как мячики для настольного тенниса, две-три мысли: «дайте людям работать», «это не правительство, а скопище уродов», «все врут».

Потом на экране появился Шварц, и реплики стихли, словно в конце антракта.

И сразу после — молчали тоже.

Богемная дама в очках — сидевшая наискосок через проход — сняла очки, зажала пальцами переносицу.

— Господи, — сказала, — они еще и детей себе воспитывают. Големов.

На этом салон взорвался, но мыслей было уже не три, а полторы: «Кто виноват и почему они все еще сидят в своих креслах, а не за решеткой?»

— Плохо дело, — одними губами сказал Дьердь.

Плохо. Потому что неурочный рейс на Лион — это выборка. Репрезентативная вполне.