Рамиро неопеределенно пожал плечами – он не собирался раскрывать подробности дела.

Русский вопросительно вздёрнул брови.

– Вы мне не доверяете? Серьёзно? Думаете, это я прикончил того парня со шрамом? Потом сам себя долбанул по башке и вызвал вас, чтобы поиздеваться?

Рамиро не ответил, только ещё раз вздохнул. Психует Разумов, это понятно. Остынет сам или придётся объяснять, кто тут главный? Однако русского уже понесло:

– Может, вы считаете, что серёжки у меня под подушкой? А знаете что? Давайте проверим! Плевать, что за Никой охотится какой-то маньяк! Давайте создадим видимость работы и устроим обыск?

– Почему бы и нет? – спокойно кивнул Рамиро. – Оснований для обыска мы не нашли, но если вы настаиваете, проверим и вашу квартиру. Хотя, признаюсь, я бы предпочёл ещё немного подумать.

Русский швырнул пачку в урну и заткнулся. То-то же. Проще всего возмущаться, полагая, что всем вокруг плевать. Да, Рамиро сохранял спокойствие, хотя мог бегать, махать руками и проклинать всех на свете. Но зачем тратить на это силы? Он искренне переживал за глухую девчонку, не подозревающую, что за ней охотится убийца. Но понимал, что поможет, только распутав дело. А для этого стоило ещё немного потрясти единственного свидетеля. Вдруг что-то вспомнит?

Он примирительно посмотрел на русского.

– Давайте ещё раз подумаем, куда сеньорита Ловкина могла сбежать. Она точно не упоминала знакомых в Барселоне?

– Да откуда мне знать! – рявкнул Разумов, но под пристальным взглядом Рамиро добавил чуть спокойней: – Я же говорю, мы знакомы третий день. Кроме Гордеева больше никого и не знаю.

Босс Ловкиной пребывал без сознания в больнице, а разговор с его сыном ничего не дал. Роман предоставил телефон подруги из России, но та только причитала и ахала. Зато брат Ловкиной, узнав, что случилось, вмиг позабыл о секретности и выложил информацию о серёжках. Подтвердил, что это инновационная разработка, сообщил, что у сестры четвёртая степень тугоухости, то есть она практически ничего не слышит. Просил держать его в курсе и пообещал первым же рейсом прилететь в Барселону.

Однако его откровения поиски не продвинули. Ни друзей, ни родственников в Испании у Ловкиной не было. В больнице, куда положили её босса, не появлялась. Из «Сэфера» ушла около восьми вечера и больше не возвращалась.

Чёрт знает, где она бродит! Ну почему не рассказала всё с самого начала? Сэкономила бы Рамиро время, он бы точно быстрее во всём разобрался. Сообразил бы, что та, первая кража была разведкой. А что ещё это могло быть? Глупо рисковать дважды: сначала воровать внешнюю часть устройства, потом – внутреннюю. Куда проще напасть на Ловкину и забрать сразу и имплант, и серёжку.

Однако Милнер влез в её квартиру. Зачем? Ответ прост: сомневался, что серёжка – секретная разработка, видимо, эту информацию нужно было проверить. А вот второй взлом – это уже покушение на убийство, однако планы преступника нарушил Разумов. Ну и в заключение его подруга выкинула фортель: вместо того, чтобы остановиться и подумать, ринулась сломя голову в ночь. Теперь соображай, куда её занесло и надейся, что убийца не доберется до неё первым.

Прошёл уже почти час с тех пор, как она сбежала из квартиры. Рамиро понимал, что время работает против них. Убийца охотился за Ловкиной, выслеживал, строил планы. Если и есть место, куда она могла пойти, он, возможно, об этом месте знает.

– Давайте ещё раз пройдёмся по событиям сегодняшнего дня. Утром вы с Ловкиной гуляли в парке. Как она себя вела? Может быть, переживала? Что-то говорила о серёжках?

Русский подпёр спиной дверь подъезда.

– Не понимаю, зачем вы тратите на это время? Я уже рассказал и о прогулке в парке, и о том, что у её начальника случился приступ. Ну вспомню я, какой кофе она пила и каким деревом любовалась, это что-то изменит?

Он не повышал голос и не дерзил, в интонациях скорее чувствовалась безнадёга. Устал от расспросов и неизвестности, хотел помочь, но не знал как. Рамиро прекрасно его понимал. Но в такой ситуации вариантов не так уж много: прочесывать радиус, в котором засекли звонок; просматривать записи с камер; искать улики в квартире и и вытягивать информацию из единственного, кто мог хоть что-то рассказать.

– И всё-таки, ответьте на вопросы. Как Ловкина вела себя в парке? О чём вы разговаривали? Обсуждали ли убийство?