Ночью, не переставая, лил дождь, изредка сверкала молния. Воздух пах озоном, Нике даже казалось, что она слышит приглушенные раскаты грома – мозг по памяти воспроизводил знакомые звуки. Уличный фонарь очерчивал на стене жёлтую полоску, на туалетном столике, помигивая красным, заряжалась левая серёжка.
Ника лежала на кровати, одеяло сползло на пол. Стоило укрыться и хорошенько выспаться перед новым рабочим днём, но Ника лишь пару раз сумела погрузиться в беспокойную дремоту. Сон не шёл, слишком много мыслей терзало разум.
Серёжка сменила красный огонек на зелёный, будто говоря: «Поднимайся! Какой смысл валяться без дела, если всё равно не спишь?» Небо выжимало на Барселону последние капли дождя. Земля медленно поворачивала к солнцу знаменитый испанский город. Четыре сорок пять, ну и чем заняться в такую рань?
Ника встала с кровати и включила свет: вещи по-прежнему валялись вокруг чемодана, на мебели чернел порошок для снятия отпечатков, под ногами похрустывала налетевшая с обуви пыль. Вечером она не нашла в себе сил прибраться, а вот раннее утро, пожалуй, для этого отлично подойдёт.
На экране телефона висели сообщения от Женька. Неотвеченные – Ника не хотела снова ввязываться в перебранку.
«Ты оставила слуховой аппарат дома?!»
Видимо, Валера, муж подруги, приехал покормить кошку, увидел на тумбочке аппарат и заботливо поинтересовался у жены, не нужна ли эта штуковина Нике. Женёк с рвением ухватилась за новый повод почитать нотации. Беременность однозначно сказывалась на подруге: материнские нотки чувствовались в каждом слове.
«Чего ты добиваешься, Ника?! А если имплант откажет? Врач же предупреждал!»
Да, немецкий сурдолог говорил, что серёжки – решение экспериментальное, а потому следует подстраховаться и носить с собой слуховой аппарат. Но Ника так крепко вцепилась в возможность снова слышать, что даже не думала о гипотетических проблемах. Ну что могло случиться? Кто знал, что рамка в аэропорту что-то повредит? И как вообще можно было предусмотреть кражу?
Она надела серёжку и поначалу даже испугалась, что пророчества подруги сбылись. Тишина. Невозможная, давящая. Удивительно, но в той, прошлой, жизни Ника любила такие моменты, когда звуки спали вместе с подрёмывающим городом, а темнота за окном неспешно светлела, сообщая, что новый день уже близок. Она порой просыпалась в ранние беззвучные часы, заваривала кофе, открывала ноутбук и готовила презентацию очередной рекламной кампании. Сейчас же тишина пугала, напоминала, что вот она, её реальность, тот мир, в котором ей суждено жить: тихий, тёмный, одинокий.
В шкафчике под раковиной обнаружились ведро и упаковка тряпок. Ника включила воду, радуясь гулким ударам капель о стенки ведра. Звуки были на месте, значит, её персональный мостик в мир «нормальных» исправно работал. А потом она драила и тёрла. Чем чище становилось в квартире, тем сильнее прояснялось в голове.
Женёк своими нотациями выбила её из колеи, и Ника только теперь сообразила, что хоть и наврала следователю, но всё равно поступила правильно. Она не могла сказать Рамиро про серёжку. И дело было не только в нежелании признать глухоту, она юридически не имела на это право.
Соглашение, подписанное в Берлине, запрещало разглашать информацию об импланте. Ника и без того нарушила правила, выложив радостные новости родителям и подруге. Однако одно дело – довериться близким, совсем другое – следователю из чужой страны. Нет, это решение должны принимать работодатели брата. Скажут сообщить Рамиро – окей, надо так надо. Скажут молчать – ей же проще.
Наконец, мысли успокоились и перестали метаться от «нужно рассказать» до «как это сделать?» Не её зона ответственности, а значит, не её проблема. Чуть позже она позвонит Михе и выяснит, что делать. А пока можно прогуляться и выпить кофе.
У подъезда курила одинокая тёмная фигура. Горький табачный аромат смешивался с влажным после дождя воздухом.
– Привет! – Кирилл отвернулся, чтобы выпустить дым.
Ника привыкла к запаху сигарет, он напоминал о доме, о беззаботных студенческих годах, когда она жила с родителями и мечтала о собственной квартире. Папа зарекался курить после каждого сложного дела. Порой держался неделю, порой месяц, потом брался за очередную «уголовщину» и срывался. До злосчастной аварии он не курил почти год, мама нарадоваться не могла, говорила, что, похоже, на этот раз окончательно бросил. Однако очнувшись после наркоза и увидев в палате отца, Ника ощутила привычный табачный запах.
– Ты вообще спишь? – она поёжилась, обнимая себя за плечи. Кто бы мог подумать, что в этом жарком городе бывает прохладно! – Как ни выйду, торчишь у подъезда.
– Сон для слабаков, – Кирилл затянулся и выпустил струйку дыма. – А ты чего так рано? Готовишь очередную
«Маркетинговую подставу».