Все это у меня вкратце изложено, в виде «записок», и лишь бы хотелось знать: имеет ли этот материал какой-то интерес и ценность для американской печати, и если да, то в каком виде и в органе…
К Вам, госпожа Лаврова, я обращаюсь с настоящим делом потому, что Вы близко стоите к печати, прекрасно владеете английским языком… и я прошу Вас не отказать участвовать в нем, в качестве переводчика и руководителя, само собой, на условиях, для Вас приемлемых.
Считаю долгом добавить, что в моих записках нет ни одного слова неправды и выдумки, и материал вполне безграмотен… правда, фамилии всех лиц, упомянутых в записках, упущены, но это я сделал сознательно, так как многие еще живы…
Есть отдельные случаи, которые по своему характеру не укладываются в рамки записок, а могут скорее выйти, в виде небольших рассказов… Писать мне приходится урывками, так как я вынужден работать по 10 часов в день, да и обстановка не совсем располагает к писанию.
Понятно, что лучше всего было бы мне лично переговорить с Вами, но я живу в Westwood’е (300 mile от Frisco, а поехать туда, не имея хоть маленькой надежды на успех моего дела, – я не рискую.
Будьте добры, не откажите черкнуть мне пару слов – может ли что выйти из моего предложения.
Прошу извинить за слишком длинное и может быть неинтересное для Вас мое письмо.
С истинным уважением
Ф. (или О
P. S. Фамилия моя настоящая Пономарев, и я прошу, по понятным причинам, сохранить ее между нами.
Ф. (или О
(Вероятно, в тот момент Волков рассчитывал издать свои записки об Унгерне под псевдонимом «Пономарев», так как не мог выпускать их под своим именем: они с женой собирались писать совместную книгу (но от ее лица, как родственницы популярного в Америке С. Ю. Витте, творца Портсмутского мира и первой русской конституции), поэтому он не мог издавать книгу под своим именем на том же материале
20 августа 1935 года. Пономарев, военный инженер, архитектор[12]
В ноябре 1920 года отправился из ДВР в командировку на русско-монгольскую границу. Прятался в бане в какой-то казачьей станице, затем перешел с казаком границу, предварительно переплыв верхами Чикой. Попал в руки шайки прапорщика Порфирьева (казаки). Порфирьев пьян. Приказал расстрелять, но поручик Нейман отвел его в лес и указал тропинку, на которой он нашел три землянки урядника Хлебникова, приютившего его. Вскоре на эту заимку приехал ротмистр Текстер с казаками, а затем приехал и сам командир отряда «Петька» Архипов. Текстер хотел Пономарева расстрелять, но Текстер и казаки не позволили. Текстера во время обхода коновязи, лягнул конь, текстерского коня запрягли в сани и посадили Пономарева в качестве кучера на сани, в дороге Текстер мучился и стонал и грозил прикончить Пономарева. Предварительно Архипов послал казаков к Порфирьеву с предложением присоединиться и усилить его отряд. Часть, в том числе и Нейман, присоединились. Остальная отказалась и в пьяном виде вместе с прапорщиком П. была перебита казаками Архипова. Было у Архипова 80 человек. Только 20 винтовок. Остальные сделали игрушечные деревянные винтовки, для запугивания китайских солдат. Архипов до набора отряда был под караулом китайцев, но бежал. В Зун-Мода Пономарев видел горевшую контору приисков и во дворе пьяного Архипова, в коротком полушубке, с красной шелковой рубашкой… С окровавленной шашкой в руках… Он кричал, совершенно озверев: «Зарублю!» (Рубили кого-то, а кого – неизвестно.) У Архипова были главным образом троицкосавские казаки – с Чикоя и Джиды. Шли так три с половиной недели, затем присоединились к барону Унгерну. Образовалась 5-я архиповская сотня, в которой Пономарев был одно время писарем, и его в насмешку звали – «Начальник штаба». Во время атаки на Ургу Нейман был убит, Текстер ранен в челюсть и позвоночник. Пономарев уверен, что его ранили свои. В лазарете П. навестил Текстера – он очень мучился: заживо гнил.
Архипов пользовался большой любовью казаков: «Наш Петька». Унгерн его опасался, боясь бунта. Во время похода на Чойрен, Унгерн хотел ударить Архипова, но тот схватился за револьвер. «Будет, Петька, – сказал Унгерн, – нельзя и пошутить».
Безродный был гимназистом Читинской гимназии (учился вместе с сыном Пономарева). Ушел добровольцем на войну из пятого класса. Вернулся капитаном. Большой дурак.
По мнению Пономарева, чрезвычайно показательно сходство Унгерна (в его идеях) с Гитлером: нелюбовь к богатым, уничтожение евреев, свастика. В присутствии Пономарева в комнату привели какого-то человека. По виду – русского мещанина. Один из офицеров приказал Масюкову проэкзаменовать приведенного в Законе Божьем (Масюков иногда исполнял роль дьячка): «Бумаги не доказывают, что арестованный большевик, а вот жид ли он, неизвестно», – сказал приведший пленника. Масюков начал: «Скажи Богородицу… Скажи «Отче Наш»…» «Да я, Ваше благородие, так все это давно учил, что забыл», – путался испуганный до полусмерти арестант. «Брось, – говорили другие офицеры, – мы почти все молитвы так же забыли…» «Не ваше дело – мне дедушка приказал проэкзаменовать», – ответил Масюков. Эй, ты… символ веры… в разбивку… член седьмой». Затем вышел и доложил, что арестант Законе Божьего не знает. Арестанта увели и через несколько минут зарубили, «только пискнул». Масюков вернулся и сказал: «Черти… хорошие золотые часы были… по правилу они принадлежат мне…» Масюков – студент Казанского университета, кокаинист, писал хорошие футуристические стихи – «Лиловые дали и там лиловые глаза».
Пономарев после уничтожения Унгерна прибыл в Ургу и сдался. В Ургу вошло до тридцати тысяч красных, но вскоре почти все ушли, оставив две с половиной – три тысячи человек. Главным образом были кубанские казаки, затем пехота (на подводах). Допрашивал Понамарева следователь Кубанской дивизии (по его словам, студент Новороссийского университета). Был полный порядок. Большевики скоро поняли, что Унгерн не страшен, «их уймища… действительно – связался черт с младенцем»…
Пономарев в ДВР служил инженером при Блюхере. Блюхер был долго в России, учился в русском университете. Был мадьяр или австриец. Перед войной уехал в Австрию. Был мобилизован, как офицер запаса, взят русскими в плен. Интеллигентный человек. Красавец.
Веселовский, будучи дежурным офицером по Урге, заехал к татарину Сулейманову, который выслал дочь с угощением. Веселовский пытался ее изнасиловать. «Уже завалил». Не дали казаки. Веселовский вскочил на крыльцо с обнаженной шашкой. Его арестовал Парыгин, проезжавший случайно с двумя казаками.