В период Первой мировой войны, когда барон получил свой первый боевой опыт, он выделялся как отчаянной храбростью, так и несдержанностью характера. Можно вполне согласиться с его характеристикой в годы Первой мировой войны, данной петербургским историком Ольгой Хорошиловой: «В конце февраля (1916 года. – Б.С.) партизаны за неимением боевой работы отсиживались в Старом Кеммерне. Безделье всегда пагубно влияло на барона. Он начинал много и беспробудно пить, из скромного сдержанного офицера-аристократа превращался в зверя. Его биография пестрит «выходками, порочащими офицерский мундир». В алкогольном похмелье (а некоторые утверждают, что и в наркотическом дурмане) Унгерн мог накричать, обругать, избить любого попавшегося ему под руку офицера. Может быть, это и произошло в Кеммерне. Унгерн с кем-то повздорил или просто напился до бесчувствия. Понятно, что такой факт не должен и не мог быть отражен в отрядных документах – слишком много было недоброжелателей, и любой внутренний конфликт автоматически мог стать поводом для расформирования части».

Атаман Семенов дает в мемуарах самую лестную характеристику Унгерну: «Успех самых фантастических наших выступлений в первые дни моей деятельности был возможен лишь при той взаимной вере друг в друга и тесной спайке в идеологическом отношении, которые соединяли меня с бароном Унгерном. Доблесть Романа Федоровича была из ряда вон выходящей. Легендарные рассказы о его подвигах на германском и гражданском фронтах поистине неисчерпаемы. Наряду с этим он обладал острым умом, способным проникновенно углубляться в область философских суждений по вопросам религии, литературы и военных наук. В то же время он был большой мистик по натуре; верил в закон возмездия и был религиозен без ханжества. Это последнее в религии он ненавидел, как всякую ложь, с которой боролся всю жизнь». Боролся, надо сказать, довольно оригинально – либо поколачивая тех, кто, по его мнению, ему врал, либо сразу казня их смертью.

Это вынужден был признать и Семенов, отметивший, что «в области своей военно-административной деятельности барон зачастую пользовался методами, которые часто осуждаются. Надо, однако, иметь в виду, что ненормальность условий, в которых протекала наша деятельность, вызывала в некоторых случаях неизбежность мероприятий, в нормальных условиях совершенно невозможных (дескать, нельзя нам без сирот! – Б. С.). К тому же все странности барона всегда имели в основе своей глубокое стремление к правде и справедливости.

Помню случай: в хайларском гарнизоне был некий доктор Григорьев, который с самого прибытия барона в Хайлар поставил себя в резко враждебные отношения к нему и не останавливался перед чисто провокационными выступлениями с целью дискредитировать барона. Мною было отдано распоряжение о беспощадной борьбе с большевиками и провокаторами, на основании которого, после одного особенно возмутительного выступления доктора Григорьева, барон его арестовал, предал военно-полевому суду, сам утвердил приговор и сам распорядился о приведении его в исполнение, после чего Григорьев был расстрелян. Когда все было кончено, барон поставил меня в известность о случившемся. Я потребовал, чтобы в будущем барон не допускал подобных вопиющих нарушений судопроизводства и без моей санкции не производил никаких расстрелов, но Роман Федорович, который специально приехал из Хайлара, чтобы выяснить этот вопрос, упорно доказывал мне, что в данных условиях не всегда возможно придерживаться буквы закона; обстановка требовала решительности и быстроты в действиях, и в этом отношении, в условиях зарождавшейся Гражданской войны, всякая мягкотелость и гуманность должны быть отброшены в интересах общего дела.

Наряду с тем Роман Федорович был искренне верующим человеком, хотя взгляды его на религию и на обязанности человека в отношении ее были достаточно своеобразны.

Барон был твердо убежден, что Бог есть источник чистого разума, высших познаний и Начало всех начал. Не во вражде и спорах мы должны познавать Его, а в гармонии наших стремлений к Его светоносному источнику. Спор между людьми, как служителями религий, так и сторонниками того или иного культа, не имеет ни смысла, ни оправданий, ибо велика была бы дерзновенность тех, кто осмелился бы утверждать, что только ему открыто точное представление о Боге. Бог – вне доступности познаний и представлений о Нем человеческого разума.

Споры и столкновения последователей той или иной религии между собой неизбежно должны порождать в массах, по мнению барона, сомнения в самой сути существования Бога. Божественное начало во вселенной одно, но различность представлений о Нем породила и различные религиозные учения. Руководители этих учений, во имя утверждения веры в Бога, должны создавать умиротворяющее начало в сердцах верующих в Бога людей на основе этически корректных отношений и взаимного уважения религий.

Вероотступничество особенно порицалось покойным Романом Федоровичем, но не потому, однако, что с переходом в другую религию человек отрекается от истинного Бога, ибо каждая религия по своему разумению служит и прославляет истинного Бога. Понимание Божественной Сути разумом человеческим невозможно. Бога нужно чувствовать сердцем, – всегда говорил он».

Что ж, когда людей убивают сотнями, тысячами, миллионами, это, как правило, делается во имя правды и справедливости. Унгерн и Семенов – не исключение. В своих мемуарах Семенов, похоже, хотел создать у читателей впечатление, будто бессудными казнями грешил только Унгерн, человек со странностями, а он сам, Семенов, в этом не повинен. На самом деле и атаман, и барон, снискали мрачную славу в Забайкалье своими репрессиями против мирного населения, часто не причастного к большевикам, и тем самым только провоцировали рост партизанского движения.

Что же до религиозных взглядов Унгерна, то в семеновском изложении он предстает сторонником единой истинной веры на земле, находящей свое выражение в различных религиях, причем ни одна из них не имеет никаких преимуществ над другими. Потому-то, в частности, барон легко воспринял буддизм в Монголии, не отрекаясь от лютеранства. Он даже готов был творить буддистские обряды, оставаясь в то же время приверженным вере предков, о чем говорил и на допросах у красных: «Унгерн заявляет себя человеком, верующим в Бога и Евангелие и практикующим молитву. Предсказания Священного Писания, приведенные Унгерном в приказе № 15… он считает своими убеждениями». Предсказания же, содержащиеся в знаменитом приказе, звучали следующим образом: «Народами завладел социализм, лживо проповедывающий мир, злейший и вечный враг мира на земле, так как смысл социализма – борьба.

Нужен мир – высший дар неба. Ждет от нас подвигов в борьбе за мир и Тот, о ком говорит Св. Пророк Даниил (гл. XI) (на самом деле – XII. – Б.С.), предсказавший жестокое время гибели носителей разврата и нечестия и пришествия дней мира: «И восстанет в то время Михаил, Князь Великий, стоящий за сынов народа Твоего, и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени, но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге. Многие очистятся, убедятся и переплавлены будут в искушении, нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют. Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдёт 1290 дней. Блажен, кто ожидает и достигнет 1330 дней» (160 – Дан., XII, 1, 10 – Последняя цифра ошибочна: должно быть 1335. – Б.С.).

Твёрдо уповая на помощь Божию, отдаю настоящий приказ и призываю вас, офицеры и солдаты, к стойкости и подвигу».

На том же допросе Унгерн заявил, что приказ № 15 был написан полковником Ивановским и журналистом Оссендовским. Но, как можно предположить, то место, где речь идет о пророчестве Даниила, было написано самим Унгерном.

Только одну религию не признавал барон и отказывал ее последователям в праве на существование. Это – иудаизм. В данном случае Унгерн готов был даже одобрить переход иудеев в христианство: в Азиатской дивизии служило несколько выкрестов, пользовавшихся доверием Унгерна, в частности братья Вольфовичи и Жуч. И в приказе № 15 барон призывал: «Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Всё имущество их конфисковывать». В Урге же, а ранее в Даурии, евреев Унгерн истребил практически поголовно.

В монгольских и китайских частях Азиатской дивизии Унгерн применял все ту же разработанную Семеновым систему двойного командования. К счастью для барона, ему пришлось сражаться против китайских войск под китайским же командованием, а китайцы тогда в таких условиях были никакими вояками. Но беда Унгерна заключалась в том, что своим невыносимым характером он в конце концов восстановил против себя практически все национальности Азиатской дивизии. В результате китайские и японские части дивизии, так и не проявив себя в бою, в большинстве своем дезертировали, русские казаки восстали против него, а монголы сдали его красным из рук в руки.

Вообще же качество унгерновских формирований достаточно адекватно охарактеризовал один из его противников – советских партизан: «Особенно славилась своей наглостью дикая дивизия, набранная с разного сброда: китайцев, калмык, бурят и прочей сволочи». И что интересно – в Забайкалье инородцы по большей части поддерживали белых, тогда как русских поселенцев главным образом защищали красные. Последние порой проявляли не меньшую жестокость, чем Унгерн, равно как и тувинцы (урянхи), ойроты и другие инородцы по отношению к русским поселенцам.

Как отмечает историк А. Г. Тепляков, «в докладе «О политическом состоянии области» 8 октября 1922 г. секретарь Ойротского обкома РКП(б) вынужден был признать, что красные «часто отличались такими приемами, как, например, рубка на право и на лево всех и вся (кроме бандитов, конечно с последними они драться не способны), не разбираясь со степенью виновности, причем часто погибали и совершенно невинные при огульном истреблении полудиких туземцев (пример: уничтожение цельного поселка Курзун Песчанской волости с населением в 30 душ, причем погибли женщины, дети, старики и пр.). Командиры частей даже лично пристреливали туземцев только за то, что последние не умеют объясниться по-русски (пример: комполка 186… Моговец застрелил женщину-инородку, едущую из Алтайска, только за то, что она не могла с ним по-русски объясниться), полное разграбление целых поселков вплоть до земледельческих принадлежностей».

Демонизация образов атаманов Семенова, Унгерна и Анненкова помогала большевикам замалчивать собственные преступления. Можно вспомнить, что в одном только Семиречье к июню 1919 года, по оценке колчаковской администрации, красные партизаны вырезали до 10 тыс. казахов. А в Приамурье красные уничтожили тысячи оседлых орочен, поддержавших атамана Семенова. Как отмечает А. Г. Тепляков, в одном из документов правительства ДВР расправа над ороченами элегантно объяснялась тем, что «… семеновская политика вовлечения туземцев в Гражданскую войну погубила целые селения оседлых орочен».

А за поддержку белых, по данным того же Теплякова, Хамниган-Бурятский хошун Агинского аймака осенью 1920 года был разгромлен красными партизанами Нестора Каландаришвили: три его сомона полностью опустели, в двух других из 6 тыс. жителей осталось менее 200 чел. Остальные бежали в Монголию, но многие оказались убиты, и их тела валялись непогребёнными еще в марте 1921 г. В Бырцинском дацане и вокруг было подобрано более 70 трупов, в основном монахов, женщин и детей.

Забайкальское казачье войско было беднее казачьих войск Европейской России. Уровень жизни был невысок, зажиточных среди казаков было мало, войско были обложено высокими денежными повинностями, что побуждало многих казаков выходить из казачьего сословия. После свержения самодержавия I съезд Забайкальского казачьего войска, прошедший в марте 1917 года в Чите, принял решение о ликвидации казачества и обращении казаков в граждан. Неудивительно, что после 1917 года почти половина забайкальских казаков оказалась на стороне красных, а с Семеновым в Маньчжурию ушло не более 15 % казаков, вместе с семьями. К красным примкнули и почти все иногородние, среди которых было немало ссыльных. Этим и объясняется то, почему Семенов и Унгерн, произведенный в ноябре 1918 года Семеновым в генерал-майоры, не смогли послать хотя бы несколько казачьих полков на Восточный фронт адмирала Колчака: все силы были скованны борьбой с отрядами красных партизан.