В период пребывания в особом отряде Унгерн получил два ордена, Св. Станислава 3-й степени и Св. Владимира 4-й степени. А еще раньше, 5 июня 1915 года, он удостоился ордена Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Из отряда Унгерн вернулся в полк 15 августа 1916 года и был назначен младшим офицером 1-й сотни. Очевидно, в тот момент в полку не было вакансий командира сотни. Но уже через неделю, 12 августа, барон стал временным командиром 1-й сотни. 22 августа, во время боя на высоте 1478 в Капратах Унгерн был в пятый раз ранен, но остался в строю. 3 сентября его досрочно произвели в подъесаулы, а на следующий день, «за боевые отличия», – в есаулы. 6 сентября Унгерн удостоился ордена Св. Анны 3-й степени. Казалось бы, карьера барона пошла круто вверх, хотя 12 октября он и сдал временное командование сотней и вновь занял должность младшего офицера. Но тут последовал крайне неприятный инцидент. Он заключался в следующем. В ночь на 22 октября пьяный барон явился в черновицкую гостиницу «Черный орел» и потребовал себе номер. Портье отказался предоставлять номер без письменного разрешения коменданта города. Тогда Унгерн съездил портье по физиономии, и тот убежал из гостиницы. После этого барон направился к коменданту. Там в этот момент разворачивалась ссора. Около двух часов ночи в управление коменданта явился некий подъесаул Артамонов с аналогичной просьбой. Он потребовал от дежурного, прапорщика Загорского, номера в одной из городских гостиниц. Тот позвонил коменданту, но комендант приказал номера не давать. Артамонов стал громко возмущаться. В этот момент по лестнице спустился Унгерн и со словами: «Кому тут морду набить?» замахнулся на Загорского. Тот успел отвести руку Унгерна и попытался убежать. Тогда барон ударил его по голове шашкой в ножнах. Вызванный старший адъютант коменданта Лиховоз прибыл в комендатуру, когда возмутитель спокойствия уже мирно спал в кресле. Шашку у барона отстегнули, а самого посадили под арест.
Загорский и комендант Черновиц полковник Трещев подали жалобу в корпусной суд 8-й армии.
Из аттестации есаула 1-го Нерчинского казачьего полка Романа Федоровича Унгерн фон Штернберга, выданной накануне суда, 18 ноября, временным командиром полка полковником Маковкиным, явственно следовало желание командования спасти барона от сурового наказания. Там говорилось: «Есаул барон Унгерн-Штернберг два года на моих глазах несет службу во вверенном мне полку. За это время нравственный облик его обрисовался вполне и потому он известен как хороший товарищ, любимый офицерами, и как начальник, всегда пользовавшийся обожанием своих подчиненных, и как офицер – корректный, честный и преданный долгу. В боевом отношении он всегда был выше всякой похвалы. Его боевая служба – это сплошной подвиг на славу России. Самой лучшей его боевой характеристикой является то, что его первой боевою наградою был орден Св. Георгия 4-й степени. А затем он был представлен ко всем внеочередным наградам до Георгиевского оружия и чина войскового старшины включительно, минуя награды очередные. Им получены на войне два чина и пять ранений. В двух случаях ранения он оставался в строю и лечил свои раны, неся боевую службу. В остальных трех случаях ранения был эвакуирован, но каждый раз возвращался в полк с незалеченными ранами, боясь пропустить интересные боевые дела полка. Этот офицер участвовал в десятке атак, доведенных до удара холодным оружием, всегда горел жаждой новых боевых подвигов».
Столь же апологетически была и аттестация, составленная на следующий день, 19 ноября, начальником Уссурийской конной дивизией генерал-майором Крымовым, впоследствии – одним из главных участников корниловского мятежа. Она предназначалась председателю суда при штабе 8-й армии генерал-майору Грекову и гласила: «Нерчинского Его иператорского высочества Наследника Цесаревича казачьего полка есаул барон Унгерн-Штернберг – безукоризненной доблести и храбрости офицер; пять раз ранен; после каждого ранения возвращался в полк с незалеченными ранами и, несмотря на это, нес безукоризненно боевую службу. Во всех случаях боевой службы есаул барон Унгерн-Штернберг служил образцом для офицеров и казаков, и этими и другими горячо любим. Лично преклоняюсь перед ним как пред образцом служаки Царю и Родине. До совершения проступка есаул барон Унгерн-Штернберг был почти в течение целой недели в беспрерывной разведывательной службе». На следствии сам Унгерн заявил, что ранее две недели раненый лежал в гостинице «Черный Орел», откуда его и хотел удалить один из адъютантов комендантского управления, за которого он во время инцидента и принял ошибочно Загорского.
Сохранилась и аттестация на Унгерна, составленная командиром полка Врангелем 19 ноября: «Офицер выдающийся во всех отношениях, беззаветно храбр, рыцарски беззаветно храбр, рыцарски благороден и честен, по выдающимся способностям заслуживает всякого выдвижения».
23 ноября 1916 года Унгерну был вынесен приговор – «за пьянство, бесчестие и оскорбление дежурного офицера словами и действием во время исполнения сим последним служебных обязанностей – подвергнуть заключению в крепости на два месяца с ограничением некоторых прав и преимуществ по службе».
Поскольку до суда Унгерн уже отсидел месяц под арестом, то ограничились его возвращением в полк. И вскоре после прибытия Унгерна Врангель, которому предстояло 16 декабря 1916 года принять 2-ю бригаду Уссурийской дивизии, организовал отчисление Унгерна в резерв чинов, что отразилось в подписанной им аттестации: «Офицер в боевом отношении выдающийся, беззаветно храбр, отлично ориентируется в обстановке, энергичный, знающий психологию полчиненных и умеющий на них влиять. Здоровья выдающегося. В нравственном отношении его порок – постоянное пьянство, причем в состоянии опьянения способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира. За пьянство отчислен в резерв чинов по несоответствию, согласно постановлению старших офицеров полка, мною утвержденному».
Очевидно, один инцидент в Черновицах не мог быть причиной столь сурового решения. Ведь накануне суда Врангель бился за Унгерна как лев, и даже писал, что тот достоин всяческого выдвижения. По всей вероятности, вернувшись после суда в полк, Унгерн с горя запил и в пьяном виде поссорился с офицерами полка, а быть может, и с самим Врангелем.
По утверждению Л. Н. Вериго, хорошо знавшего Унгерна в Гражданскую войну, в Первую мировую «в Карпатах, за неповиновение и антидисциплинарный поступок в отношении помощника командира полка, был командиром полка полковником Врангелем из полка удален и переведен на Кавказ, в 3-й Верхнеудинский полк. Его удаление из полка совпало с удалением из полка Семенова. На Кавказе Унгерн не оставался в полку долго, так как полки этой бригады в большинстве случаев несли только охранную службу, но не боевую, а потому Унгерн начал формировать Айсорские батальоны и воевать с ними. После революции, оставаясь там, Унгерн уехал в Забайкалье, по приглашению Семенова».
Характерно, что, несмотря на все чины и ордена, начальство не выдвигало его на командные должности. Даже сотней он командовал считанные недели. Возможно, генералы и полковники опасались, что командир, умеющий нравиться казакам и оказывать на них психологическое воздействие в нужном направлении, может сделать сотню и даже полк неупраляемой, подчиненной лишь своей воле. Но может быть и другое объяснение: лучше всего удавалось Унгерну командование разведывательными и диверсионными группами силой до взвода, а сотней барон командовал не слишком удачно. Практически все ордена, которые он мог получить по должности и званию, уже были исчерпаны, и за новые подвиги его награждали ускоренным производством в следующие чины. Подъесаулом Роман Федорович, напомню, пробыл всего один день.
В справке о результатах допроса Унгерна после его пленения в штабе 5-й армии и Экспедиционного корпуса утверждалось, что он в 1917 году был приговорен к 3 годам заключения в крепости, но наказания не отбыл, так как был освобожден Октябрьской революцией. Сообщил ли барон о себе заведомо ложные сведения или их придумали авторы справки, неизвестно. Также непонятно его утверждение на допросе, будто до войны он служил в полку, которым командовал барон Врангель. Допрашивавшим не было никакой нужды такое придумывать. А вот инцидент со своим увольнением из 1-го Нерчинского полка Унгерн, как кажется, изложил на допросе 27 августа 1921 года в Троицкосавске правдиво. Он утверждал, что за пьянство Врангель предал его суду. На допросах 1 и 2 сентября 1921 года Унгерн также сообщил, что при правительстве Керенского был произведен в войсковые старшины (он был представлен к этому званию еще до Февральской революции, и, судя по мемуарам Семенова, при Керенском действительно его получил). Любопытно, что Унгерн на этих допросах эпизод с избиением комендантского адютанта отнес к периоду правления Керенского, а свой отъезд в Забайкалье – к периоду после Октябрьской революции. Может быть, по каким-то причинам ему надо было отодвинуть время своего прибытия в Забайкалье.
А вот что писал об Унгерне в мемуарах его полковой командир в годы Первой мировой войны барон П. Н. Врангель. Эта характеристика представляется достаточно объективной: «Большинство офицеров Уссурийской дивизии и в частности Нерчинского полка во время Гражданской войны оказались в рядах армии адмирала Колчака, собравшись вокруг атамана Семенова и генерала Унгерна. В описываемое мною время оба генерала, коим суждено было впоследствии играть видную роль в Гражданской войне, были в рядах Нерчинского полка, командуя 6-й и 5-й сотнями; оба в чине подъесаула.
Семенов, природный забайкальский казак, плотный коренастый брюнет, с несколько бурятским типом лица, ко времени принятия мною полка состоял полковым адьютантом и в этой должности прослужил при мне месяца четыре, после чего был назначен командиром сотни. Бойкий, толковый, с характерной казацкой сметкой, отличный строевик, храбрый, особенно на глазах начальства, он умел быть весьма популярным среди казаков и офицеров.
Отрицательными свойствами его были значительная склонность к интриге и неразборчивость в средствах для достижения цели.
Неглупому и ловкому Семенову не хватало ни образования (он окончил с трудом военное училище), ни широкого кругозора и я никогда не мог понять, каким образом мог он выдвинуться впоследствии на первый план Гражданской войны.
Подъесаул барон Унгерн-Штернберг, или подъесаул «барон», как звали его казаки, был тип несравненно более интересный.
Такие типы, созданные для войны и эпохи потрясений, с трудом могли ужиться в обстановке мирной полковой жизни. Обыкновенно, потерпев крушение, они переводились в пограничную стражу или забрасывались судьбою в какие-либо полки на Дальневосточную окраину или Закавказье, где обстановка давала удовлетворение их беспокойной натуре.
Из прекрасной дворянской семьи лифляндских помещиков, барон Унгерн с раннего детства оказался предоставленным самому себе. Его мать, овдовев, молодой вышла вторично замуж и, по-видимому, перестала интересоваться своим сыном. С детства мечтая о войне, путешествиях и приключениях, барон Унгерн с возникновением японской войны бросает корпус и зачисляется вольноопределяющимся в армейский пехотный полк, с которым рядовым проходит всю кампанию. Неоднократно раненый и награжденный солдатским Георгием, он возвращается в Россию и, устроенный родственниками в военное училище, с превеликим трудом кончает таковое.
Стремясь к приключениям и избегая обстановки мирной строевой службы, барон Унгерн из училища выходит в Амурский казачий полк, расположенный в Приамурье, но там остается недолго. Необузданный от природы, вспыльчивый и неуравновешенный, к тому же любящий запивать и буйный во хмелю, Унгерн затевает ссору с одним из сослуживцев и ударяет его. Оскорбленный шашкой ранит Унгерна в голову. След от этой раны остался у Унгерна на всю жизнь, постоянно вызывая сильнейшие головные боли и, несомненно, периодами отражаясь на его психике. Вследствие ссоры оба офицера вынуждены были оставить полк.
Возвращаясь в Россию, Унгерн решает путь от Владивостока до Харбина проделать верхом. Он оставляет полк верхом, в сопровождении охотничьей собаки и с охотничьим ружьем за плечами. Живя охотой и продажей убитой дичи, Унгерн около года проводит в дебрях и степях Приамурья и Маньчжурии и, наконец, прибывает в Харбин. Возгоревшаяся Монголо-Китайская война застает его там.