– Я так многое пережил за эти несколько дней, Жюльен! – хлюпая носом и утирая глаза, говорил Джонатан. – У меня было такое чувство, что я снова обрел свою семью, которую утратил давным-давно! Как жаль, что судьба так жестоко обошлась и с Риголаном, и с Бобом! Боб заботился обо мне как родной сын! – плача, сказал Джонатан, и это была правда. Я молча обнял старика, похлопал ладонью по спине.

– Ничего, ничего Джонатан! – сказал я, выпуская мага из объятий и передавая его Шебе. – Они сейчас в таком месте, где им лучше, чем нам. Боги о них позаботятся, я тебе точно говорю!

Джонатану, так же как и нам с Шебой, не досталось никаких наград, грамот или медальонов. Зато практически все, кто уходил из долины – и Хайдрик, и Итон, и эльфы, и даже орки, оставили непрактичному магу немного денег – у кого сколько было. Так что до Горконта, неподалеку от которого жил профессор Бром, Джонатан должен был добраться без приключений. Почему старый маг не присоединился, например, к эльфам, чтобы добраться вместе с ними хотя бы до Северных гор, я не понимал. Впрочем, я не очень-то понимал, почему сам до сих пор остаюсь в этой долине, где мне в общем-то уже нечего было делать.

В долине, где разрешилась судьба некроманта Мортимера, а возможно, и судьба всех Северных земель, остались только драконы, я, Шеба да медведь Бартоламью. Дело, которое свело нас вместе, было сделано, и теперь у каждого из оставшихся в живых был свой путь. Свой путь был и у драконов. Теперь, похоже, это был их общий путь – Лореанна не признавала в Фархи своего самца, но и не отвергала его ухаживаний, принимала от него подношения. Впрочем, у драконов это обычная практика – как я уже говорил, период ухаживания и брачных игр длится у них десять—пятнадцать лет, за которые дракон и должен добиться расположения самочки. У крылатого народа не принято торопиться.

– Ну, что же, я ухожу, мой юный бард! – услышал я голос Фархи в своей голове. – Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с тобой, а благодаря тебе – с Лореанной. Я никогда особенно не был привязан к людям, бард, но тебя, похоже, мне будет не хватать.

– Конечно, будет, – с улыбкой ответил я. – Кто же тебе споет «Лошаденку» или «Крошку Джуд»!

– Ты прав, бард! – повеселел Фархи. – Ты и твое племя – весьма полезные люди! Во всяком случае – для драконов.

– Ох, – тяжело вздохнул я, – что-то мне в это не верится, Фархи. Все, что я в последнее время сотворил, меня совсем не радует. Я привел сюда Боба – простого ремесленного парня, который здесь погиб. Я привел сюда Риголана – мудрого Сына Тени, который должен был стать главой нового клана, может быть, самого могущественного среди кланов Тени, но он тоже пал в этой битве. Я призвал сюда крестьян из трех деревень на болотах, которые полегли почти все. Как они теперь будут хозяйство вести в своих деревнях, я вообще не понимаю. Воины Хайдрика тоже пришли сюда из-за меня, хотя сам Хайдрик и говорит, что моей вины нет в их смерти. Не знаю, Фархи, но мне кажется, что я принес людям много горя.

– О каком горе ты говоришь, юный бард? – удивился дракон. – Разве смерть – это горе? Смерть неизбежна, мой юный друг, а неизбежность горем быть не может, огорчительны случайности. А смерть – это всего лишь переход из одного мира в другой. Все мы этот переход совершим рано или поздно. Да, ты уйдешь первым, но когда-нибудь и я к тебе присоединюсь, бард, в том ином мире, – говорил дракон. – Там все будет не так, как здесь, костер там будет пылать иным пламенем, и тепло от него будет другое. У мяса и вина там будет другой вкус, а твои песни там будут звучать иначе – тоньше, легче и ажурнее. Потому что весь тот, другой мир такой – тоньше, легче и ажурнее этого. И когда мы встретимся с тобой там, за черной занавеской, которая отделяет один мир от другого и которую принято называть смертью, мы усядемся у потустороннего ажурного костра, выпьем тонкого потустороннего вина, и ты споешь мне свою новую, легкую и прозрачную песню, мой любимый бард!

Я усмехнулся, и Фархи подмигнул мне в ответ. Конечно, я знал не так много драконов в своей жизни, но, по-моему, даже по меркам своего крылатого народа Фархи был оптимист и хулиган. Лореанна, которая могла слышать ветра времени, не зря говорила, что за свою долгую жизнь он успеет надоесть как людям, так и драконам. Я обнял Фархи за шею, потерся головой о его голову и услышал умиротворенную музыку в разуме дракона.

– Это туда ты отправил Боба с Риголаном? – спросил я.

– Конечно, они теперь в том мире, – согласился Фархи. – И я уверен – им там хорошо. Но при чем тут я?

– Ты же их обратил в этих ящеров, – сказал я. – Два летающих ящера – один большой, другой поменьше – участвовали в битве с нами. Это же твоя работа?

– Не уверен, – замотал головой Фархи и покосился на Лореанну. – Хотя, может быть, и моя. Но Лореанна старше, опытнее, у нее сил больше, так что скорее всего это она.

– То есть как это – «не уверен»? – переспросил я. – Вы создаете этих ящеров или нет? Это души погибших воинов или как?

– Создаем, создаем, не волнуйся! – отозвался Фархи. – Если ты хочешь уйти из этого мира в шкуре летающего ящера, держись поближе ко мне, и я тебе помогу! – усмехнулся дракон. – Только мы не знаем, как это происходит. Мы ничего такого специально не делаем. Просто в нашей молитве к Создателю есть такая фраза: «Позволь храбрецу нанести последний удар в битве», вот и все. Драконы считают, что именно из-за этого души героев и превращаются в ящеров. Есть даже легенда о том, как племя драконов оживило своего вождя на время битвы почти в неизменном виде. Но как это все происходит, мы не знаем, – повторил дракон.

Лореанна, прощаясь со мной, была не столь благодушна, как Фархи.

– Ветра времени успокоились, бард, но это не навсегда, – сказала она. – Ты теперь будешь жить долго, очень долго по человеческим меркам – в тебе течет кровь дракона. Ты еще застанешь времена, когда ветра времени снова станут тревожными. Ты можешь получить какую-то награду, занять высокое положение среди таких же бардов, как сам, и на этом успокоиться. А можешь оставаться таким, какой ты есть сейчас. И тогда, услышав тревожный зов ветра времени, ты снова должен будешь отправиться в путь на поиски своего нового врага, своей новой битвы. Решать тебе, бард. Слушай свое сердце – что оно подскажет тебе.

Они ушли куда-то на юг. Точнее, Лореанна полетела на юг, а Фархи пошел за ней следом по земле, поскольку лететь со своим поломанным крылом он не мог. Уже когда они отдалились от меня шагов на двадцать, я не мог слышать их голосов, но подозреваю, что топающий по земле Фархи мысленно обращался к своей возлюбленной и непрерывно ныл. Что-нибудь вроде: «О возлюбленная моя Лореанна, прекраснейшая и самая жестокосердная из драконов! Не покидай меня в этой обители скорби, не прячь от меня сияющее светило своей любви!».

Мы с Шебой остались вдвоем. Я последний раз бросил взгляд на долину, в которой столь многое пришлось пережить за столь короткий срок, обернулся к ведьме и сказал: