— На кого надо, на того и бросается, на других — нет, — отрезал Варфоломей. — Всё, иди. И не корми его всякой дрянью, которую ешь сам!

Тем временем Элоиза гладила кота на руках хозяина, кот громко урчал и даже пофыркивал.

— Он умный, дрянь есть не станет, — чувствовалось, что Гвидо весьма гордится своим приобретением.

Подмигнул Элоизе и исчез вместе с котом.

— Сотрудники носятся с котами, картины терроризируют весь дом, а молитва не может помочь против незнамо чего! Куда мы катимся, скажите? — Варфоломей был так расстроен, что его захотелось погладить — прямо как кота.

— Послушай, отче, а ты говорил, что коротко знаком с их местным, флорентийским то есть, экспертом. Ты вообще с ним обсуждал вопросы подлинности их коллекции? — сощурился Себастьен.

Варфоломей вздохнул и словно ещё больше опечалился. Опустил голову.

— Знаешь, если по уму, то с ним нужно было переговорить ещё на той неделе, когда мы с Лодовико там были. Но лично он мне нигде не встретился, а сам я его искать и не подумал. Ну пойми, зачем он нужен, если уже даже меня позвали? Грешен, возгордился, — вздохнул он и поднял голову. — Да, теперь я понимаю, что его-то нужно было первым делом изловить и расспросить с пристрастием. Он и Роберто застал, и госпожу Райт, и нынешнего хранителя наблюдает. И вообще странно — почему вопрос о подлинности той Розальбы Каррьеры не поставили сначала перед ним? Или поставили, но там что-то нечисто? Ну и особа эта, с каракатицей. Которая донимает нас здесь уже неделю, неужели она делает это только здесь, а там, у себя, сидит тише воды ниже травы?

— Но послушайте, может быть, ещё не поздно это сделать? Ведь сейчас мы тоже знаем немного больше, чем неделю назад? — спросила Элоиза.

Она смотрела только на Варфоломея и слегка проецировала на него спокойствие.

— Вот посмотрите, как на некоторых влияют привидевшиеся во сне экспонаты, — мрачно усмехнулся Лодовико. — Даже выводы делать научился! Ладно, не печалься, придумаем что-нибудь. Поедем туда. Сейчас сообразим, как и с кем.

— Погоди, — Варфоломей достал телефон и стал искать в нём что-то, видимо, контакт.

— Эй, ты кому звонишь? — нахмурился Себастьен.

— Погоди, — отмахнулся тот. — Доброго утречка, — приветствовал он невидимого собеседника. — И тебе не хворать. Слышал, наверное, что мне досталось твоим хозяйством заниматься? Так вот, тут вопросов накопилось — тьма. Скажи-ка мне, где ты есть и как бы нам с тобой побеседовать? Неужели? И как велики и серьёзны твои дела? Даже так? Ну тогда жду звонка, — отключился и положил телефон на стол. — Так вот, слушайте. Мауро Кристофори сейчас чудом господним, не иначе едет на поезде в Рим, где у него некоторые дела до завтра. Но поскольку я-то его дёрнул, можно сказать, по рабочему вопросу, то он сказал, что позвонит, как только приедет. И сказал, что готов поговорить о своём рабочем процессе.

— В городе? — быстро отреагировал Себастьен.

— Не в городе, а здесь. Посадим пред светлые очи госпожи Бальди, и пусть рассказывает, Тициан это или подделка! Ну то есть я уже кое-что знаю, но и его послушаю тоже с большим удовольствием. Кто со мной?

— Да мы все, наверное, — Лодовико поднялся. — Ты уверен, что его не нужно встречать на вокзале и препровождать к нам сюда?

— Так он же не должен ничего подозревать, я думаю.

— Не считай его дурней себя, хорошо? Ты уже вроде понял, что однажды прокололся.

— Ладно, делай, как знаешь, — пробурчал Варфоломей.