— С чего вы это взяли? — холодно усмехнулся я и уставился ему в глаза: — Были в Большом Мире? Знаете последние новости? В курсе моих личных отношений?

— В Большом Мире был я! — угрюмо сообщил Гаранин. — Там слышал очень много самых разных новостей, но ни одна из них не обрадовала.

— Да ладно? — не поверил я и шарахнул из главного калибра: — Хотя да, чудесный побег из-под ареста новостью не назовешь. Зато повод для радости — лучше не бывает. Особенно если знать, КАКОЙ приговор тебя ждал!

Дядька Пахом подобрался:

— Что ты знаешь о моем аресте и побеге?

— Все: за что арестовали, куда посадили, как вытащили из камеры, на чем вывезли за пределы Нерчинска и в каком месте отпустили на свободу! — заявил я. — А ты НЕ знаешь главного: генерал-лейтенант Петр Денисович Кораблев, проходивший по той же статье обвинения, был показательно казнен на Лобной Площади Великого Новгорода; та же участь ждала и тебя; ты жив, здоров и на Базе только потому, что Дарья Ростиславовна считает нас не преступниками, а защитниками Империи, и тэдэ.

— Ты юн и непозволительно наивен, Баламут! — насмешливо заявил Алексей Харитонович. — Тебя тупо обвели вокруг пальца!

— Ага, обвели! — с хрустом сжав кулаки, «подтвердил» я. — И ради этого обмана Воронецкая спасла дядьку Пахома, взорвала вертолет с любимой дочкой на борту, вошла в пламя, чтобы оставить на ее горящем теле свой артефактный защитный комплекс стоимостью в половину Базы, чуть не умерла от тяжелейших ранений, поклялась Силой отомстить мужу и невесть зачем пошла изображать разведчицу на Базу через вдвое увеличившуюся Багряную Зону, верно?!

— Может, ты что-то не так понял? — примирительно затараторил Генрих Оттович, почувствовав, что я завелся и вот-вот сорвусь.

— Не так понял, говорите?! — переспросил я. — Я лично водил дочку Воронецкой за Стену, ждал, пока девушка мутирует, успел подружиться, проверил в бою с корхами, дал прозвище, привел к месту эвакуации и даже поднимался на борт вертолета, на котором ее сожгли! Да, потом вышел наружу, чтобы обсудить с тогда еще Императрицей кое-какие личные вопросы, из-за чего выжил, но ВИДЕЛ ВСЕ СВОИМИ ГЛАЗАМИ! И что тут можно было понять не так?!!!

— Тем не ме-… — начал, было, Хома, но меня уже «сорвало с нарезки»:

— Она МОЯ. То есть, будет жить мною, ходить в рейды и рвать корхов как на этой, так и на Той Стороне, мстить, любить и все такое, поэтому я за нее ручаюсь и готов ответить тому, кто посмеет оспорить мое Право, прямо здесь и прямо сейчас!!!

Это заявление было очень серьезным, и Хомченко, конечно же, спекся, ведь в его возрасте драться со мной в поединке Права было самоубийством. Зато снова подал голос председатель Совета:

— Мы не оспариваем твое Право. Мы хотим предостеречь от ошибки…

— …и предупредить, что с таким отношением к общине тебе придется сложно! — продолжил… дядька Пахом!

Я потерял дар речи, так как от него удара в спину не ожидал. Однако буквально через пару мгновений пришел в себя и демонстративно пожал плечами:

— Мое отношение к общине не изменилось: я делал то, что должно, делаю то, что должно, и буду делать то, что должно. Следовательно, любая «сложность» может исходить только от вас. А на эти «сложности» я буду реагировать так, как привык. На этом обсуждение моей личной жизни считаю оконченным. Если, конечно, кто-либо из вас не вызовет меня на поединок! Что, таких нет? Замечательно. Тогда минуточку внимания: о том, что по дороге к новой границе магофона Той Стороны мы с Язвой и покойной дочкой Бестии уничтожили два обелиска корхов, вы, наверное, уже поняли. Поэтому озвучу новость посвежее и посерьезнее: обелиск, мимо которого мы прошли на пути сюда, охранялся по новой схеме…

— Сын, эта «новая схема» вскрывается на раз! — вздохнул отец. — Точнее, игнорируется. Берешь станковый арбалет и болты с достаточным зарядом термитной смеси, засовываешь в грузовую бляху…

— …и умираешь при попытке выйти на дистанцию стрельбы! — перебил его я. — В ваших боевых группах нет ни одного сильного природника, а я смог засечь «скрытника», прятавшегося под чрезвычайно сложным комплексом маскировочных заклинаний, только потому, что стоял на месте и рвал жилы, вслушиваясь в ауру леса!

— Скворец и его парни!!! — хором выдохнуло человек семь-восемь, а дед посмотрел на часы и скрипнул зубами: — Они должны были отстреляться ровно в девять, а сейчас одиннадцать с минутами.