Багровый диск солнца стремительно опускался за линию горизонта, его отсветы окрасили в розовые тона серо-белую пустыню поля. Самсонов даже ненадолго забыл о тягостном ожидании, он залюбовался переливами красок из серого в белый с оттенками розового, красного, багрового. А вот у Глеба Шубина закат вызвал приступ тревоги: сработало чутье разведчика, он чувствовал приближение противника. Он вскинул голову и приказал:
— Оружие к бою.
И сразу же в воздухе раздался волчий вой — условный сигнал караула у дороги, извещающий о том, что идет немецкая колонна. Защелкали затворы, бойцы встрепенулись! Еще несколько минут томительного ожидания, и наконец вдалеке раздалось гудение моторов. Капитан последний раз предупредил всех:
— Огонь только по моему приказу.
И снова потянулось ожидание, только гул в воздухе становился все ближе и ближе, он перешел в рокот, а затем в рев двигателей. Несмотря на темноту, в зареве заката стало видно, что по дороге медленно движется колонна из нескольких грузовиков, в которых на скамейках замерли солдаты с автоматами, к крайней машине была прицеплена пушка, следом катился «ханомаг», ощетинившийся пулеметами, а завершали процессию мотоциклетчики с повязками гестапо на рукавах.
«Серьезно подготовились», — успел подумать разведчик, как вдруг грозная колонна замедлила движение. Гестаповцы спешились со своих мотоциклов и начали осматривать дорогу и поле вокруг, они встали перед заминированным квадратом, так и не доехав несколько метров до него. Шубин выругался под нос, сетуя на то, что они не догадались уничтожить, забросать грунтом следы от колес грузовика. Видимо, немцы не поняли, что произошло, поэтому выслали не просто группу для атаки, а еще отправили и гестаповцев, которые должны были провести разведку перед тем, как остальным отрядам вступить в деревню. Шубин, хоть и продолжал лежать неподвижно, но мысли его метались: «Что делать? Открыть огонь? Или подождать?»
Краем глаза он заметил какое-то движение в окопе. Разведчик не успел ничего сказать, как крепкая фигура Ильчука вылезла наверх окопа и двинулась по-пластунски в сторону копошащихся на дороге немцев. Шубин повернулся в сторону Самсонова, но тот только беспомощно взмахнул рукой в попытке остановить товарища. А немой парень резво двинулся по голому полю, как змея ловко и быстро преодолевая расстояние до дороги. В сумерках виднелась только полоса дороги в свете фар техники, поэтому никто и не обратил внимания на силуэт парня.
Шубин зашипел под нос:
— Назад, нет, Ильчук. Назад!
Но парнишку было не остановить, он за несколько минут приблизился к краю дороги и замер в десятке метров прямо под носом у гитлеровцев. А те не торопились, что-то заподозрив. Один из гестаповцев что-то выкрикивал, а потом направил луч фонарика на поле, где объезжал заминированный квадрат грузовик. Глебу хотелось закричать от отчаяния, что они совсем не подумали об этом широком следе, который фашисты увидели и теперь пытались понять, почему машина сошла с дороги. Первый в колонне грузовик нерешительно тронулся, пересек границу, отмеченную вешкой. Осторожно въехал на полосу грунтовки. Советские солдаты замерли в окопе, задержали дыхание, ожидая оглушительный взрыв… Но ничего не произошло! Машина тихонько гудела, колеса мерно крутились, а следом готовился ехать второй грузовик. Шубин почувствовал досаду — наверное, мины закопали слишком глубоко и теперь они не реагируют на тяжелый вес машины. Они слишком увлеклись маскировкой, а теперь это помогло немцам пройти заминированную полосу и не вызвать взрыв.
Вдруг в темноте вскинулась фигура, она черной молнией метнулась прямо между машинами. В свете фар мелькнула рука с гранатой, коротко стриженная круглая голова и крепкие плечи Ильчука. Полыхнул взрыв гранаты почти у самой земли, от ее ударной волны грохнул взрыв мины, а потом еще и еще. Удары слились в одну огненную стену, откуда во все стороны летели осколки, полыхало пламя! Ловушка из мин превратилась в огненный куст, который вздыбился до небес, осветил всю колонну и поля вокруг. Будто гигантский зверь из железа и огня схватил немецкие грузовики и разломал на куски. С криками падали люди с бортов, их разрывали тысячи осколков на куски. Раскаленный металл разлетался на сотни метров, пронзал металл машин, тела людей, впивался острыми колючками во все живое и мертвое. Отряд немцев растерялся и кинулся во все стороны, спасаясь от смертельного урагана из металла, но от страшной волны невозможно было укрыться. Осколки убивали, рвали на части, ранили людей. Рядовые, водители, офицеры, гестаповцы лежали на земле, кричали и стонали от боли, нашпигованные осколками.
Рядом зашептал Самсонов:
— Товарищ капитан, можно я проверю? Может, он выжил, может, он ранен? Я только посмотрю.
В ответ Шубин качнул головой, он знал, что в этом жутком взрыве никто не уцелел. Ильчук спас их, пожертвовав собой, он погиб вместе с врагами. Он не видел, как Самсонов уткнулся прямо в холодную земляную стену окопа и беззвучно зарыдал, оплакивая своего товарища. Глеб же был благодарен этому парнишке, а еще был зол на себя за то, что не предусмотрел все, и из-за этого их замысел чуть не разрушился. Теперь надо ждать второй атаки фрицев, скорее всего, она произойдет уже утром. Первая машина пропала на дороге, отряд был взорван прямо на подходе к деревне, а значит, в третий раз немцы вышлют еще больше сил, будут действовать осторожнее, думая, что в Болотном засел огромный отряд советских бойцов.
Его отряд уже пришел в себя, люди крутили головами, высматривая на дороге живых и тех, кто мог двигаться. Но мины сделали все за них — на дороге лежали раненые, раздавались крики и мольбы о помощи.
Шубин приказал:
— Три человека ползком на проверку, не остались ли живые.
Самсонов вскинулся первый, глаза его горели от злости к фашистам, из-за которых погиб его товарищ:
— Я пойду.
— Заберите оружие, живых никого не оставлять. Обыщите машины.