— Я не хотел войны, не хотел. К нам приехали в деревню, забрали тех, кто не мог платить. Я не мог, нет денег, есть дети. Пять детей: три девочки, два мальчика, — есть родители, брат и тетя. Болеют, я помогаю всем. Они ждут меня, я не хочу умирать за Гитлера, никто не хочет. Мои солдаты не хотят, я их учил — стреляй выше, чтобы пули мимо противника шли. Офицер не увидит, не накажут в гестапо. Мы стреляли мимо, чтобы не убивать. Мы не хотим убивать, хотим домой.

Он замер с опущенной головой, уже пожилой, измученный чужой войной и волей гитлеровских генералов, обычный румынский крестьянин. Ему было стыдно, что, пускай даже и не по своей воле, он был оружием, направленным на советских бойцов. Ему так сейчас отчаянно хотелось искупить свою вину, сражаться вместе против общего врага, доказать, что они не противники, не фашисты, а, наоборот, союзники Красной армии. Глеб шумно выдохнул, от еды и горячего чая по телу разлилась усталость, он с трудом мог говорить, но все же принялся объяснять свой план Михаю:

— В двух километрах отсюда надо вырыть яму, большую яму, туда загрузить мины, замаскировать их ветками и грязью. Они реагируют на удар, на тяжесть. Когда пойдет тяжелая техника, то от колес хотя бы один из боеприпасов взорвется. Он сдетонирует, и тогда взорвутся другие. Самое страшное в минах — не взрыв, а осколки. Они смертельно ранят личный состав, людей, а значит, немцы не смогут двигаться дальше, когда основную часть поразят осколки. Раненых ведь надо собрать, увезти. Такой взрыв остановит технику, ранит сотни человек, атака остановится. Немцам придется развернуться и уйти обратно. На расстоянии трехсот метров от заминированного квадрата мы поставим автоматчиков, если атака фашистов не будет сломлена, то остановим их огнем из засады. Пока они будут собирать подкрепление, мы сможем снова устроить минную ловушку. Пока не кончатся боеприпасы, мы не дадим им подойти к деревне.

Михай кивал в такт, хотя понимал не каждое слово, что говорил ему разведчик. Он слишком плохо знал немецкий, да и от усталости у Шубина заплетался язык, он едва мог говорить. Но все же основное румын понял, он закивал:

— Да, мины на дороге. Я понял, минируем дорогу. Мы сделаем. Покажи где, офицер.

Глеб поднялся и зашагал по дороге снова в направлении от Болотного, попутно еще раз объяснил Михаю, что от него требуется. Михай внимательно слушал, переспрашивал и тыкал пальцем в землю:

— Здесь яма? Сколько мин?

После дороги они вернулись к складам, здесь Шубин отсчитал нужное количество ящиков, помог найти лопаты. Михай вдруг остановил его, когда разведчик двинулся было вместе с бойцами:

— Нет, отдыхай. Нужно спать. До рассвета яму выкопаем, тебе покажем.

Шубин кивнул, от усталости он уже не чувствовал ни ног, ни рук. Рядом с румыном топтался Самсонов, он доложил охрипшим голосом:

— Товарищ командир, пленных закрыли в подполе. Личный состав накормлен, караул сменили. Раненых трое с осложнениями, совсем ребята плохи. Я уложил их в офицерской избе, там потеплее. Дежурного назначил присмотреть. Вроде порошки нашли в аптечке, не знаю, помогут ли… Товарищ капитан, какие дальше будут приказания?

Шубин сидел прямо на полу, закрыв глаза, прислонившись к стене, он уже проваливался в сон и одновременно все еще слушал доклад парня. Выдавил из себя, не открывая глаз:

— Отдыхать, в четыре утра смените часовых и будьте в боевой готовности. Меня разбудишь. Пока отдыхать, сил… надо набраться сил…

Его голова беспомощно повисла на груди, капитан заснул коротким, похожим на обморок, сном. Самсонов почесал в затылке, потом нашел в потемках брезентовую тряпицу, свернул ее в рулон и уложил на ящик. Потом наклонил тяжелое тело, чтобы голова оказалась на ящике, подпертая брезентовым тючком.

Сквозь сон разведчик слышал, как мягко протопали сапоги, стукнула дверь склада. Ему показалось, что прошло несколько секунд, прежде чем кто-то снова грохнул дверью избы. Шубин приоткрыл глаза, рука потянулась к ножу за поясом, но тут же обвисла с облегчением — в проеме стояла уже знакомая долговязая фигура.

— Товарищ капитан, все готово. Ребята собраны, все оружие взяли, магазины полные.

Глеб уже поднялся, рукавом шинели растер себе лицо, чтобы убрать сонный дурман. С каждой секундой мозг мыслил все четче. Он подтянул ремень, пригладил волосы и направился к выходу. На ходу уточнил:

— Сколько получилось автоматчиков?

— Трое раненых, они же за пленными смотрят. Двое на карауле на складе, двое на дороге. Румыны с Михаем еще не вернулись, — доложил Самсонов. — Получается, вместе с вами двенадцать человек. У каждого по два автомата, гранаты нашли — еще десять штук. У офицера конфисковали пистолет. Вот, держите, — он протянул капитану трофейный маузер.

Шубин кивнул и спросил: