– Sin problema[61].

Он держался обеими руками за ручку приборной панели перед собой, все еще выглядев обеспокоенным. Мы преодолели эстакаду и без проблем выехали на полосу, ведущую на юг, хотя наша скорость немного возросла.

– Mira. Fumar mota[62]. – Умберто привлек мое внимание и указал на заднее стекло «Шевроле».

– Невероятно. Вы там, мать вашу, издеваетесь надо мной?!

Парни передавали по кругу косяк. Жеребец нарочито поднес его к заднему стеклу, чтобы мне было видно, а Лось поднял вверх большие пальцы. Оба лица сияли улыбками Чеширского кота.

Боже милостивый, я надеюсь, что это сорняк «Торговый-ва-хан», а не какая-нибудь мощная дрянь!

Наша скорость продолжала увеличиваться, уже перевалив за шестьдесят километров в час. Поскольку они были накурены, я молился, чтобы они ехали медленнее, но на самом деле они могли и вовсе забыть, что мы у них на буксире. Мы проехали знак «80 км/ч». Я знал, что это примерно пятьдесят миль в час, спидометр показывал шестьдесят. Мы набирали скорость и дрейфовали из стороны в сторону. Так, это уже было немного чересчур.

– Esto es muy peligroso.

– Ага, Умберто. Sí, muy peligroso[63].

Паук в Эль-Фаро тоже именовался «muy peligroso»! Умберто, как и я, был не на шутку напуган.

Я не знал, что делать. Я нажал на тормоза, думая, что это может привлечь их внимание, но без толку. Вот дерьмо! Мы набрали сто десять километров в час! К черту все это. Я пару раз сильно нажал на тормоза, надеясь, что смогу как-нибудь отцепиться от них, но не мог затормозить так, чтобы сильно дернуть веревку, и не был уверен, что они вообще что-то заметили. Я нажал на клаксон, отпустил его и снова нажал на него. Как раз в этот момент мы проехали мимо двух федералес, стоящих перед патрульной машиной на шоссе в тени эстакады на другой стороне дороги. Мой сигнал привлек их внимание, и они поспешили в свою машину.

Лось повернулся и уставился на меня. Жеребец жестами показал преувеличенную версию универсального сигнала «Тихо!». Хоакин же дал по газам. Сто двадцать, приближаемся к ста тридцати, теперь уже и мой спидометр показывает сто тридцать с лишним. (Да, да. Я в курсе. Попробуйте сами поездить в автобусе «Фольксваген» 1966 года со скоростью 130 километров в час, прежде чем сказать мне, что он должен ехать быстрее.) Патрульная машина пересекла разделительную полосу и бросилась в погоню – с сияющими мигалками и ревущей сиреной! Я был на тысячу процентов сосредоточен на том, чтобы не облажаться. Хоакин не только тащил меня на буксире, он менял полосы движения туда-сюда, лавируя среди машин. (Забавно, как «небольшая загруженность трассы» кажется намного более плотным движением, когда вы едете в два раза быстрее, чем остальные.) Мой автобус был похож на тряпичную куклу в руке малыша. Я делал буквально все, что мог, чтобы удерживать все четыре колеса на земле, избегать заносов и не врезаться в заднюю часть «Шевроле».

Впереди скапливалась пробка. Поток замедлился, и нам нужно было притормозить… Не так ли? Нет, думаю, что нет. Мы едем по крайней мере на девяносто километров в час быстрее, чем легковые и грузовые автомобили на скоростной полосе рядом с нами. Дорожный патруль, отставший примерно на двести метров, приближался. Я увидел причину затора: впереди ехал длинный змеевидный «поезд» – старый сельскохозяйственный трактор буксировал четыре прицепа с пропаном. Вся эта конструкция извивалась туда-сюда по обеим полосам, как чертов хвост магического дракона.

Хоакин идеально рассчитал время, нырнул в колеблющуюся волну и вышел обратно, подстраиваясь под нее, пока мы благополучно не миновали трактор, словно делал это уже дюжину раз. Я посмотрел в зеркало и увидел, как дорожный патруль прервал погоню, очевидно, посчитав риск не суметь проехать мимо смертоносной змеи слишком высоким. Еще не готовый праздновать победу, Хоакин продолжал движение по шоссе (мой спидометр все еще показывал больше ста тридцати) еще несколько километров. Без предупреждения он сбросил скорость до восьмидесяти и свернул с правой обочины в поле у шоссе. Мы были так тесно связаны с «Шеви», что я не мог видеть ямы, колеи, камни и канавы перед нами, но изо всех сил старался повторять его маневры. Полагаю, я пропустил прямое попадание в несколько из них; трудно сказать. Мы преодолели некоторые из них так яростно, что Умберто срикошетил от потолка ко мне на колени, мой второй пилот намертво вцепился в ручку, установленную на приборной панели.

Мы резко свернули направо на дорогу с двумя колеями, которая привела нас к рощице низких деревьев, где мы остановились в облаке пыли. В такой ярости, что едва мог дышать, я выскочил из-за руля и, как бык, бросился к водительской двери. Дверь Жеребца распахнулась, чтобы задержать меня.

– Стой! Стой! Он должен был это сделать! – Жеребец схватил меня свободной рукой.

Хоакин обошел нас, быстро подошел к задней части «Шевроле» и открыл багажник.

– ¡Mira! – сказал он, указывая в багажник. – No pude frenar[64].

Не меньше стапятидесяти кирпичиков в голубой целлофановой обертке – каждый размером с телефонный справочник Нью-Йорка, – положенных ребром в два аккуратных слоя, заполняли багажник.

Срань господня.