– Да, мы проезжали там прошлой ночью. Жуткое место. Что значит «кути-мала»?»

– Куицмаула. Я практически уверен, что это означает «неприятности», или «беспокойство», или что-то в этом роде.

– Значит, точное значение – «джунгли неприятностей»?

– Ну если не совсем точное, то достаточно близкое. Эти джунгли – дурное место. Там никогда не происходит ничего хорошего. В этих джунглях есть племена индейцев, которые все еще верят в колдунов, черную магию и прочее дерьмо. Больше не ездите там ночью. На этот раз вам, видимо, повезло.

– Хорошо… Спасибо.

– De nada. – Водитель грузовика, заметив мой озадаченный взгляд, добавил: – «De nada» по-испански означает что-то вроде «не за что». Вам это пригодится.

Будучи и так на грани нервного срыва, я решил оставить разговор с дальнобойщиком при себе. Приберегу его на ночь, когда мы будем сидеть у костра на пляже в Ла-Тикле.

Шоссе вело нас по восточной стороне оживленного прибрежного города Мансанильо. Я почти уверен, что было бы здорово провести там день или два, исследуя окрестности, но мы проехали мимо. Мы продвигались вперед, пока не достигли Текомана, последнего настоящего города перед Ла-Тиклой. Дорога была далеко не скучной. Каждые несколько километров приходилось сворачивать на неровные участки, прежде чем вернуться на гладкий новый асфальт Трансберегового шоссе, которое строили мексиканцы. Маленькие деревни, усеивавшие маршрут, очевидно, были пристанищем дорожно-строительных бригад. В каждой было несколько маленьких магазинчиков и грязная стоянка, где хранился странный ассортимент материалов и оборудования. Самым заметным местом в каждой из крошечных деревень была кантина[28]. Хотя было раннее утро буднего дня, у каждой из тех, мимо которых мы проезжали, стояло по несколько мужчин всех возрастов с пивными бутылками в руках. Трудно сказать, отдыхали ли они так еще с вечера или же готовились к началу нового рабочего дня.

Мы проезжали вдоль больших ранчо на окраине Пуэрто-Вальярты, а затем снова вдоль окраин Мансанильо, мимо роскошных поместий, которые выделялись бы в самом богатом из районов Калифорнии. Однако большинство людей, которых мы видели, были ужасно бедны. Конечно, в городских центрах попадались семьи, по виду похожие на средний класс, но стоило выехать из города, как повсюду встречались лишь нищета и разруха.

Мы въехали в Текоман во второй половине дня, когда на главном бульваре города кипела жизнь. Это был классический маленький мексиканский город с большой городской площадью, на которой стояло огромное здание католической церкви (или мне следует сказать «храма»?). Эти колоссы были огромны по сравнению со всеми остальными постройками в большинстве городов. Самые высокие и богато украшенные здания, какие только можно себе представить, нависали над головами крестьян и прохожих – как постоянное напоминание о том, кто организовал (завоевал) случайную группу коренных индейских племен в полуфункционирующее, сильно расслоенное общество.

Мы отправились прямо в пункт agua-purificada[29] и наполнили все емкости водой, в качестве которой мы могли быть уверены: Лось сказал нам, что вода в Ла-Тикле может быть, по его словам, «немного сомнительной». Впервые с тех пор, как мы пересекли границу США и Мексики неделю назад, мы втроем немного прогулялись, чтобы осмотреть достопримечательности и окунуться в местную атмосферу. Один за другим мы ныряли в маленькие магазинчики, выстроившиеся вдоль Торгового района. Это не те туристические ловушки, наполненные бесполезным дерьмом, которые вы найдете в Тихуане. Это были настоящие магазины, обслуживающие местное население. Мы купили свежие бананы, гуаву, папайю и нечто под названием папауса. Мы купили только одну, несмотря на то, что продавец клялся, что она была замечательной. Она выглядела как мутантная серо-зеленая дыня, покрытая неровными буграми, и в ней была зияющая трещина, открывающая влажную розовую мякоть внутри. Лось попробовал первым. Он не сказал, вкусная она или нет, но засунул два пальца обратно в трещину, зачерпнул вторую порцию розовой каши и вылизал руку дочиста. Теперь он мог говорить об этом все что угодно. Наблюдая, как его слюнявые пальцы снова вонзаются в мякоть, я понимал, что ни за что не стану ее пробовать.

– Твою мать, Лось! Ты ее испортил!

По крайней мере Жеребец не собирался повторять эту порнографию.

Лось сверкнул глупой полуулыбкой, показывая розовую кашу, покрывающую его зубы и язык, чтобы мы могли убедиться, что ему нравится.

– Отвали! Эта штука просто убийственна. Как теплое мороженое.

Мы оба отказались от дополнительных порций папаусы, но Жеребец вернулся за двумя большими пакетами лаймов.

Клянусь, у этого чувака фетиш на лаймы.

– Для чего все эти лаймы, Жеребец? – спросил я.

– Для приготовления севиче. Сырая рыба, лук, помидоры и перец, замоченные в соке лайма на пару дней. Ты что, никогда не слышал о севиче?

Обрызгав нас обоих розовой слюной от папаусы, вмешался Лось: