Книги
Автор, жги!
С другой стороны, если некто ввязался в конфликт, ожидая, что его визави загружен, и бороться всерьез не сможет — то может быть неприятно поражен в случае, если вторая сторона сочтет нужным отодвинуть другие нужды в стороны. Победит в открытом противостоянии, как уже говорилось, тот, кто ввалит больше сил. Другой вопрос, что открытым противостоянием конфликт не исчерпывается (кроме случаев, когда противник полностью снесен с лица земли. Могикане не получают от правительства Соединенных Штатов никакой компенсации), а значит, придется иметь дело с побежденными и дальше.
Вот произошел перелом. Чьи-то ресурсы кончились. Открытый конфликт пошел на спад (этот период называется в учебниках деэскалацией конфликта), одна из сторон принудила вторую сторону к своему видению ситуации и для напоминания поставила большой памятник в Трептов-парке или украсила все римские дороги распятыми спартаковцами (тут все в меру этико-эстетических предпочтений победителя). Утихло. Делось ли куда-то стартовое противоречие?
Может быть — да, но вполне вероятно, что нет. Может быть, оно преобразовалось в еще более сложную проблему. Даже встречное движение после взрыва может не полностью выровнять отношения, боль и обиды друг друга не компенсируют, расстрелянные комсомолки не облегчают страданий изнасилованных немок. Вроде бы отменяешь крепостное право — а через три поколения все равно революция, вроде бы освобождаешь негров — а афроамериканцы все равно не чувствуют себя равноправными. Хорошо — не стало.
Но силы, как мы помним, истрачены. Входить в переговоры и объяснения желания особого нет. И противоречие ныряет обратно в латентную фазу, ныряет довольно глубоко, просто потому, что все помнят, какой это ад — открытый конфликт и готовы терпеть «лишь бы не было войны». Напряжение начинает копиться. Можно возвращаться в начальную точку графика.
Пошла следующая волна.
Как и куда автор поведет свое судно на этих волнах — вопрос его писательской задачи. Важно то, что если вы хотите взрыв — покажите, как милый положительный Петя Гринев тиранит Савельича, а на заднем фоне кого-то порют, а пешехода в буран никто не предложит взять к барину в коляску (еще чего???), и читатель не будет так уж уверен в том, что крестьянский бунт — сатанинская наведенка. Если вы хотите трагедию — покажите, как люди основываются на идее справедливости и наносят друг другу все более жестокие удары, не слушая жалкого писка милосердия. Это будет вполне соответствовать реальным раскладам, и читатель будет и жалеть героев, и злиться на них одновременно. Хотите безвыходности — опишите две-три волны, как каждая из них откатывается, оставляя все больше озлобления и бедности (ресурсы-то спалены). Хотите оптимизма — пусть героям хватит сообразиловки войти в контакт и изобрести преобразование (см. в определении — там заложена возможность коррекции системы), которое победит стартовое противоречие. Ну или на худой конец пусть придет бог из машины и совершит это преобразование сам (Пак по приказу Титании перезаколдует четверых несчастливых влюбленных в две счастливые пары). Как вы разместите свою историю в этом пейзаже — ваше дело.
Зарычать? Убежать? — мера рациональности персонажей в выборе стратегии поведения
Стратегии поведения в конфликте, они же сетка Томаса-Киллмена — это довольно популярная схема, ее, кажется, уже даже в школе преподают. В традиционной форме она выглядит следующим образом:
В теории абсолютно адекватный человек взвешивает цену отношений и цену вопроса (то есть свой уровень вовлеченности в систему и цену, которую придется заплатить за отказ от борьбы) и выбирает одну из пяти стратегий.
Неочевидная данность состоит в том, что в жизни так почти никогда не происходит. Стратегии неравноправны, а абсолютно адекватных текущей ситуации людей не то, что в жизни — в книгах-то найти сложно (мне вспоминается только Конрад из «Всех вечеринок завтрашнего дня»). И читатель может одновременно понимать, что в данной ситуации лучше было бы выбрать вон то, и соглашаться с тем, что герой выбирает что-то совсем другое, потому что не может он из своей ситуации выбрать самое выгодное! Если вы хорошо обосновали своего героя, то читатель будет видеть неоптимальность его действий и оплакивать их — но верить.
Как мы это делаем.
Во-первых, в остро стрессовой ситуации, когда герой по какой-то причине не имеет ни секунды на призадуматься, а адреналина вы ему и читателю нагнали до того, что вздохнуть нельзя — надежно действуют только две стратегии: Избегание и Конфронтация. Бей\Беги. Нет, диким усилием воли продраться сквозь это можно, но не всегда и не всем. Ну то есть это примерно на одной руке провисеть 15 минут — в кино регулярно показывают, но поди-ка повтори. Все профессии стрессовой работы на это натаскивают специально, то есть если у вас герой — врач скорой помощи или опытный военный, то к нему это будет меньше относиться. А среднему человеку без спецподготовки…
Однажды студенты-юноши с сугубо технической специальности сказали мне, что на самом деле и существуют всего эти две стратегии, а остальное — гуманитарные выдумки. Я моргала секунд двадцать, потом сказала, что похоже, это так, поскольку для остальных трех стратегий необходимо задействовать кору полушарий, ну вот собственно где хранятся все гуманитарные выдумки, а Бей\Беги это нормальные рептильные стратегии, они опосредуются гормонами, а не мышлением, и для них верхний мозг не нужен, инженерная надежность этих двух алгоритмов ну совершенно другая. Парни согласились, мы продолжили разговаривать, тут на задней парте кто-то заржал со словами «она вас только что обозвала безмозглыми, а вы и съели» и тут до меня дошло (((
Во время тяжкого стресса действительно полушарные реакции могут блокироваться. Адреналин, в том числе, дает команду резко сузить сосуды мозгового кровообращения. Нечем думать — вовсе не оборот речи. Человек — потом — долго мучается, вынужденный принять или свое непроизвольное дезертирство, или непроизвольную же агрессию. Может смириться, а может выйти на тропу войны с собственным подсознанием (и так начинаются многие истории о приключениях духа, см. историю Апостола Петра). Но это все будет потом, а в момент выбора вы можете сильно напугать, резко отвлечь или разозлить своего героя и тем добиться, чтобы он попер против собственных убеждений и интересов туда, куда вам надо по сюжету. Правда, если убеждения (аттитюды) сильно против, то он, скорее всего, очнется секунд через пять-шесть (или, как Петр, к утру), но люфт на оттащить сюжет куда вам надо — у вас есть.
Во-вторых, вообще предпочтение стратегии есть аттитюд. Нас с вами десять (а кого уже и одиннадцать) лет дрессировали в школе на подчинение, подчинение и еще раз подчинение вне всяких привходящих факторов, и нам всем постоянно приходится в текущей жизни отжимать себе этот аттитюд (не все этим занимаются, конечно, кто-то не разгибается до гробовой доски). Сибиряки — потомки людей, которые начиная с татаро-монгольского ига каждый раз предпочитали отселиться подальше за лес, чем спорить: немудрено, что избегание там несколько популярнее, чем в среднем по Европе. И так далее. Национальный характер и ход истории, типичная и личная история социализации — если у человека есть привычный способ себя вести в конфликте, и этот способ позволил дожить досюда — вероятно, человек попытается применить его снова, не глядя, подходит или нет. Пока вы продумывали персонажу треугольник ABC, вы неизбежно поняли, какие стратегии он использовать может, какие ему с детства запрещены, а что у него включается само собой к месту и не к месту.
В-третьих, если участников ситуации хоть чуточку настроить на конкуренцию, то конфронтация включается сама. Непроизвольно. Даже если она страшно невыгодна именно здесь и сейчас. Вы хотите, чтобы у вас герои перессорились? Пусть один нечаянно заподозрит, что второй и третий о чем-то без него шушукались. Достаточно. Сокрытие информации, дружат против меня, я должен защищаться, вторая сторона понятия не имеет, с чего товарищ смотрит букой и отползает в сторону — может он что нехорошее задумал? — понеслось. Чтобы такого не допустить, в ситуации нужен условный гэндальф, и даже он, особенно на фоне сильного напряжения и густого антагонистического фона, не всегда справляется. Конфронтация включается, в том числе, тогда, когда нет определенности по поводу сроков заключенных договоренностей, нет механизмов наказания за нарушения лояльности, непрозрачны правила — короче, как только люди не уверены в том, хорошо ли с ними намерены обойтись, как идея урвать кусок лично себе и к черту этот колхоз — начинает казаться все более привлекательной.
В-четвертых, компромисс — это вообще не стратегия как таковая, а разминочно-проверочный перекресток на пути к сотрудничеству. Перейти прямо к сотрудничеству, то есть к честному обсуждению как мы дошли до жизни такой и что в моих действиях так вас напрягает и наоборот — ниоткуда, кроме как из компромисса, невозможно. Не бывает.
Дело в том, что компромисс, он же обмен уступками — вообще не решение ситуации, а процесс демонстрации друг другу, что вы — вменяемые люди, умеете этику, держите слово и достойны дальнейшего взаимодействия. В ситуации, особенно, затяжного конфликта, когда запекшейся кровью земля пропитана на локоть — никакого бравурного примирения технически быть не может. Но вежливые дипломатические шаги к холодному невосторженному взаимодействию, обмен и даже точечно безвозмездный возврат заложников, договоренности о лечении раненых, непротивление точечным примирениям (полукровка? Что же, хорошо, назначим на заметную должность согласно умениям и способностям — и парой поколений спустя брак Грегора Форбарра и Лаисы Тоскане никому не кажется издевательством). Медленно. Очень долго. Соскальзывая и съезжая в новое недоверие. Но, к сожалению, других путей наука не знает.
Зачем, собственно, такими силами нужно ползти в это сотрудничество? Дело в том, что реальное преобразование, коррекция предмета конфликта, то есть работа с глубинным противоречием, которое и ведет всю систему вразнос, возможно только тогда, когда это противоречие выявлено — осознано и названо. А выяснить разницу представлений, не сев и не выложив вообще все карты на стол, никак нельзя.
Разумеется, не все ситуации для сотрудничества годятся! Нельзя уговорить двухнедельного младенца полежать и потерпеть, пока мама отвезет старшего брата на скорой помощи лечить аппендицит. Младенцу можно только подчиняться, все остальные варианты запрещены уголовно. Младенца придется везти с собой, ничего не поделаешь. Нельзя ни о чем договариваться с вооруженным человеком в делириуме — его надо насильственно вязать и не менее насильственно лечить, иначе он решит разницу представлений о ситуации выводом присутствующих из списка живых. Естественно, есть ситуации менее жесткие, но главное то, что хотеть сотрудничества должны обе стороны (если его хочет только одна сторона, ничего не выйдет), обе стороны должны быть готовы идти навстречу и обе стороны должны строго следить за выполнением обязательств.