Книги
Автор, жги!
Волшебный по силе и далеко идущим последствиям бемц образуется, когда всплывает наружу вот что — некоторые участники взаимодействий оперировали одними и теми же фактами. Действовали одними и теми же методами. Но уже глубоко в процессе, при изменении граничных условий, оказалось, что они имеют разные цели!
«В отделе работают четверо сотрудников. Анна рассчитывает на повышение, зная, что вскорости одна из начальниц должна уйти на пенсию. Валентине удобен график работы и соцпакет, включающий детский сад в соседнем здании. Игорь безнадежно влюблен в Анну. Петр доволен тем, что служба позволяет иметь свободный доступ к материалам, нужным для его хобби. Внезапно шеф заявляет о необходимости рывка в течение месяца, обещая в итоге хорошую премию…» Ну или возьмите любой сюжет с групповым квестом. Ситуация идет вразнос именно потому, что мотивы нахождения всех остальных в деятельности каждый строит, разумеется, по себе. И изменение деятельности рассчитывает по типу своих мотивов. Но, что еще важнее, в таких ситуациях люди полагаются на уже состоявшиеся партнерства и строят дальнейшие планы с учетом этих партнерств. И вот тут-то!..
Понятно, что могут быть стартово заявлены разные цели, да еще и несовместимые (красные против белых, наши против фашистов и т. д.) Но вот беда, открытые взаимоисключающие цели — это ситуация не конфликта, а антагонизма (они нас или мы их), а мы же договорились изучать конфликты. И сюжетообразующего эффекта ситуация «Сенегал хочет забить португальцам, а португальцы хотят забить Сенегалу» не даст. Цели должны КАЗАТЬСЯ общими на основе единства общего контекста, общих задач, общих эмоций — но общими неожиданно не быть. В принципе, читателю как раз можно это несовпадение продемонстрировать заранее — пожалуйста, пусть читатель видит, как недопонимание наворачивается, создает ловушки и ведет к бедам — кто нам мешает нагонять саспенс. Но вот героям это несовпадение должно быть на старте совершенно неочевидно.
Сложность этого уровня предмета конфликта для мирного разрешения заключается в том, что мы редко проговариваем, даже сами с собой, конечные истинные цели каждой деятельности. Под «получить диплом» может лежать «чтобы мама отвязалась», под «выйти замуж» — чтобы «Маринка сгорела от зависти», и так далее. Истинные цели могут быть куда низменнее, чем признаваемые, или могут не соответствовать социальным нормам («не хочу быть путаной, хочу библиотекарем!» или «не хочу быть победителем Трои, хочу жить на Итаке и любить Пенелопу»), что тоже не стимулирует их осознание. Но даже честно признавшись самому себе, чем именно занят, нормальный герой не будет объявлять свои цели всякому встречному-поперечному. Цель может быть конкурируемой (много нас таких, а Елена Прекрасная одна), может быть незаконной, аморальной… А может, герой просто понимает, что вываливать свои чаяния всем подряд — опасно… И опять же, чем выше фоновый антагонизм системы, тем меньше вероятности как-то прояснить противоречие, и тем больше вероятности, что герои в нем запутаются и наломают дров — а читатель будет за них _волноваться_. Что нам, собственно, и требуется.
Ценности
Противоречие состоит в том, что участники общей деятельности имеют разные приоритеты
Чем сложнее осознать, в чем отличие картин происходящего, тем сложнее понять, почему другой человек ведет себя не так, как мы себе представляли. А ценности — это вообще очень трудно осознаваемые факторы. В сущности, одни и те же вещи и события в зависимости от ценностей человека будут в его представлении по-разному освещены. Что такое «наследство»? Это «ооо, деньги!» или «о боже, член семьи умер!»? Что такое «секс»? Это «хо-хо, отрыв», «на 15 раз больше, чем Васька» или «блин, опять эти галеры»? Осознать этот фильтр сложно, объяснить очень сложно даже в мирной, располагающей к откровенности обстановке. Влияние на поведение ценности, особенно терминальные, оказывают сильнейшее.
Но тут нужно сделать маленький экскурс в вопрос того, какие вообще ценности бывают. Вы, скорее всего, сейчас вспоминаете что-то из школьного обществознания про финансовые, материальные, эмоциональные и духовные ценности — так вот, забудьте эту ерунду. Один и тот же букет цветов может быть финансовой ценностью для того, кто привез его продавать, эмоциональной для той, которая его получила и духовной для тех, кто нашел его засушенным в бабушкином сундуке, и поди улови все переходы.
Для нас важно два способа группировать ценности.
— Ценности положительные и отрицательные. То есть, некие данности, за которые мы согласны и желаем платить — за первые, чтобы они были (например, богатство); за вторые — чтобы их не было (например, мучительная болезнь). То есть, когда мы говорим о ценностях, и их влиянии на поведение людей, надо учитывать еще страхи и опасения. Для конфликта они — золотое дно! Объектов боязни, быть может, и вовсе нет! И герой прилагает массу сил, чтобы их и дальше не было! Но логика его действий понятна, только если знать об этих страхах. А если не знать — большинство персонажей Стивена Кинга выглядят крайне нелогичными а порой и асоциальными типами. Станешь тут асоциальным, когда у тебя бука под кроватью, хотя тебе уже сорок.
— Второй способ разделять ценности — на инструментальные («это мне надо для того, чтобы…») и терминальные (=«окончательные», то есть самые-самые глубинные). Терминальные ценности нужны низачем. По отношению к ним вопрос «для чего?» вызывает недоумение. Терминальных ценностей очень мало, в зависимости от излагающего автора — от пяти до семи. Примерно, это «быть живым», «любить», «быть любимым», «безопасность и благополучие любимых» и «чтобы было интересно». Все инструментальные ценности, в конечном итоге, сводятся к какой-нибудь из терминальных (если долго задавать вопрос «зачем?» А за тем, чтобы Б, Б затем, чтобы В, В обычно уже для чего-нибудь терминального, редки цепочки длиннее 5–6 звеньев).
Подлостей в этой системе сразу несколько. Во-первых, для множества социальных ролей иметь страхи и опасения неприлично (а кто будет бубнить «Зима близко», тому отрубят голову). И обсуждение отрицательных ценностей блокируется. Да и часть положительных может быть блокирована! «Ты епископ, какое тебе „любить?“ Бога люби, ересиарх начинающий». Во-вторых, многие инструментальные ценности так занимают своих носителей, что те забывают о собственно том, для чего им инструмент («развелся, потому что пропадал на работе и игнорировал жизнь семьи, много работал, чтобы семья была в благополучии»). На восстановлении и прочищении осознания системы ценностей клиента — не на изменении! Только на уяснении! — сделали себе хороший продолжительный гешефт многие поколения психологов, и многие еще сделают. Проветрить себе в этом смысле голову самостоятельно — достаточно тяжелая задача, и если нет психолога, персонажу обычно нужны много времени на размышление и аббат Фариа. Ну и само собой, если люди не очень хорошо понимают, как этот вопрос работает в их собственных головах, удачно спрогнозировать, как это устроено в голове соседа — очень трудная задача. Человек, способный по поведению просчитать систему ценностей собеседника, нами воспринимается как мудрый, хитрый и опасный.
Ну и наконец, коротенький список терминальных ценностей у каждого человека проранжирован по-своему. Кто-то с чувством «вот так оно и надо» отдает душу за други своя — если пункт «благополучие близких» у него стоит выше, чем «быть живым», кто-то за то, чтобы быть любимым, отдаст и жизнь и свободу, а кому-то внезапно нужно, чтобы было интересно.
Вспомним короткий разговор почтенного хоббита Бильбо с бродячим волшебником. Точнее, одно развернутое высказывание господина Бэггинса, осознавшего, с кем разговаривает.
В этом высказывании для опытного этнографа и антрополога Гэндальфа проявляется ключевой для дальнейшего сюжета момент. Господину Бэггинсу ОЧЕНЬ важно, чтобы было интересно. Но ему никак нельзя в этом признаваться, уж не то, чтобы к этому открыто стремиться — ведь он же _почтенный_ хоббит! То есть социальное положение господина Бэггинса не удовлетворяет его ведущей терминальной ценности — тому, о чем господин Бэггинс не позволяет себе даже мечтать.
Гэндальф ухмыляется в бороду, еще немножко дразнит хоббита и рисует на его двери знак. Он нашел то, что искал. Мы не знаем, со сколькими хоббитами он безуспешно побеседовал на тот момент, но знаем только то, что его поиск окончен. И, собственно, в дальнейшем сюжете становится очевидно, что мудрец не ошибся.
Однако, если вы или тем более ваш персонаж — не Гэндальф, и уровень прозорливости у него пониже, скажем, среднехоббитский, то внезапность и непредсказуемость того, как некто убегает из дома с гномами даже без носового платка, дают примерно понять, насколько тяжелыми для урегулирования являются ценностные конфликты. Поведение того, кто выпал из средней местной нормы, НАСТОЛЬКО не укладывается ни в какие рамки, что вернувшегося из странствий господина Бэггинса _нормальные_хоббиты_ не сразу признают им самим, и всю оставшуюся жизнь считают чокнутым.
Строить сюжет на конфликте ценностей увлекательно, но непросто — надо суметь и показать читателю, как выстроены приоритеты героя, и не сделать это слишком очевидным образом, и понять, почему эти приоритеты не являются тем, чего от героя ждут. Просто так, потому что нам хочется, чтобы герой был особенный и его не понимали — не выйдет. Латентный авантюризм господина Бэггинса был тщательно обоснован автором. Но об этом мы подробнее поговорим дальше, в разделе про треугольник АБС.
Вовсе не обязательно для сюжета брать один предмет конфликта. Как вы можете видеть, даже в одной-единственной межличностной системе может быть напихано бешеное количество противоречий — от мелких до достаточно серьезных. Жизнь изобилует такими ситуациями, и в тексте читатель ожидает отсутствия одномерности проблем. Более того, большинство хороших сюжетов развивается в сторону усложнения предмета — казалось, что просто не совпадают показания двух свидетелей, а потом как полезло, как полезло! Напротив, если на старте заявлен конфликт целей или ценностей, а разрешение его предлагается сличением фактов — читатель будет чувствовать себя обманутым «замах-то на рубль, удар на копейку…» Вообще, в целом, конфликт к концовке текста должен быть решен. Можно оптимистично, можно трагично — но нельзя с понижением сложности. Лучше загадать простую загадку и элегантно разрешить ее, чем намотать три тома пророчеств и сновидений, а потом убить Эмгыра, Мильву и всех остальных спутников Цири в одной перестрелке. Важно помнить также, что последовательность конфликтных событий не приводится в состояние «нещщитова» разрешением того (может быть пустякового) конфликта, с которого все началось, разматывать и преодолевать придется всё по отдельности — и почему в кузнице не было гвоздя, и кто отвечал за своевременную замену подков, и почему не было сменной лошади, и как так вышло, что командир не назначил себе заместителя на крайний случай, и как поступить с командирами пехоты, сбежавшими при виде разбитой конницы, и как выгнать оккупантов из города — тоже придется решать отдельно.