Глава 8

Томирис

На многие километры вперед и многие километры назад только голая дорога, обрамленная заброшенными и уже начавшими зеленеть сорной травой полями. В трех километрах перед нами затор из двух давно столкнувшихся и перевернувшихся фур, так что мы остановились, не доезжая до него, чтобы размять ноги и понаблюдать за картинно-оранжевым закатом. Мы ехали целый день, сделав лишь две остановки – ради посещения ЦТНП и осмотра дома Киттридж, – даже перекусывали на ходу, бутербродами, приготовленными Кайей еще на ферме, а потому остановиться посреди стопроцентно безлюдной местности нам показалось благом. И если все радовались возможности походить и помахать руками, я больше всего радовалась невообразимым оттенкам оранжевого цвета, разлившимся по высокому небесному полотну, испещренному пористыми, похожими на овечью шерсть, облаками. Лицезреть нечто настолько величественно-великолепное после сотен обугленных и разрушенных домов, автомобилей и дорог – это настоящий дар для глаз, который невозможно переоценить. Надо же, люди вымирают, но природе всё равно – она благоухает и даже оживает на костях существ, которых сама же породила.

Из колонок открытых дверей кадиллака льётся эпичная инди-поп музыка, которая до сих пор благополучно сохранилась на наших электронных носителях памяти. Не только машина, но и музыка у нас есть только благодаря солнечной батарее, приделанной к крыше, и, несомненно, благодаря рукам Маршала, растущим из правильного места. Рагнар, конечно, тоже приложил свою руку к тому, чтобы неподатливый мотор кадиллака в итоге воскрес, но я уже взяла в привычку не сосредотачиваться на его достижениях так же, как и на его недостатках. Не то чтобы я не люблю этого парня, напротив, мне даже не по себе от чувств, которые я испытываю по отношению к нему. Не по себе, потому что любить опасность может быть чревато последствиями, и я это прекрасно осознаю. Поэтому я и не позволяю себе нырять с головой в эти отношения и в свои чувства, вызываемые ими: спокойно плаваю на поверхности бездны, даже не думая заниматься фридайвингом. А вот остальные, в отличие от меня, совсем не опасаются растворяться в своих чувствах и заводить крепкие эмоциональные привязанности в и без того экстремальных условиях: Диандра по-настоящему любит Маршала, Маршал без ума от Диандры, Кайя в восторге от дружбы с Маршалом, взаимоотношения с которым для неё вроде подмены понятий – все мы заметили, что Кроуфорд в её глазах предстаёт подобием отца, которого у неё никогда не было. Даже сейчас, когда Маршал расшевелил Диандру, заставив её танцевать с ним под инди-поп, Кайя хлопает в ладоши и смотрит именно на него, а не на Дию. Что уж там скрывать, все мы или смотрим, или косимся взглядом именно в сторону Маршала: такой большой и сильный, опытный и смелый, он не может не казаться непробиваемой и нерушимой опорой, способной вызывать уверенность у тех, кто на него решается опираться. Рагнар тоже способен дать мне уверенность, но я не хочу брать её. Уверенность от Маршала и уверенность от Рагнара – это две совершенно разные уверенности. Вроде белого цвета, противопоставленного чёрному. Я и без того не из белых и пушистых, так что безответственно тянуться к откровенной темноте – не мой вариант. Так я считаю, хотя и не исключаю варианта, в котором я могу ошибаться. В конце концов, если присмотреться внимательнее, мы с Рагнаром действительно интересная и даже гармоничная пара, что, опять же, может лишь пугать меня.

Рагнар не первый человек в моей жизни, который оказался способным пугать меня. Первой и до сих пор единственной была Джекки Киттридж. Она была на год и одну неделю младше меня, но всегда выглядела и вела себя так, будто именно я была на этот год младше нее, в чем я, с течением нашей бойкой дружбы, перестала сомневаться. Джекки всегда была выше меня ростом и немногим крупнее в целом, так что ей прошлым летом даже продали сигареты – мне бы в тот год даже безалкогольное пиво без паспорта не отпустили. Жаклин – моя единственная настоящая подруга детства… Когда она со своей семьёй переехала из нашей глуши в продвинутый город, мы обе сильно переживали этот разрыв, который всё равно не порвал нашей дружбы – мы общались практически каждый день, благо интернет в прошлой жизни твёрдо-натвердо существовал и не собирался отдавать свою душу постапокалиптическому регрессу.

В отличие от меня и Дии, Джекки была дружна со своей младшей сестрой Лив. Их связь часто вызывала у меня белую зависть в детском возрасте: я смотрела на сестёр Киттридж и думала о том, что хотела бы, чтобы моя старшая сестра была так же близка со мной, проявляла бы ко мне такую же заботу и одаривала бы меня такой же защитой, какими фонтанировала Джекки по отношению к Лив. Тем более усиливалась моя тоска из-за одной схожести: Джекки была на шесть лет старше Лив, совсем как Диандра по отношению ко мне. Но Диа была из другого мира, более сложного, чем тот, в котором существовала я, имеющая опору хотя бы в одном родителе. Мы, конечно, могли бы сойтись, если не как настоящие сёстры, тогда хотя бы как хорошие знакомые, в чём я убедилась после восьми месяцев тесного общения с ней. Могли бы, если бы наш общий родитель приложил хотя бы немного усилий в этом направлении, но отец не особо печалился из-за своих проседающих отношений со старшей дочерью. Насколько я сейчас понимаю, ему всегда хватало меня одной, то есть ребёнка, рождённого от любимой женщины, а Диа ассоциировалась у него только с ошибками и травмами его бурной молодости. Родители – странный народ. Родители Джекки были не менее сложными, чем мои. И всё же Джекки была идеальной старшей сестрой, если только идеалы существуют – едва ли Лив осознавала своё счастье в её лице, а вот мальчик, рождённый во втором браке их отца… Кей? Интересно, что с ним. Джекки не испытывала к нему тёплых чувств, но, в отличие от Лив, точно не ненавидела его. Даже любопытно, смогла бы Джекки с её упорным характером в итоге стать хорошей сестрой и для нежеланного брата? Почему-то не помню, когда именно родился её брат, но, кажется, в конце весны. Если так, значит, он может быть Неуязвимым.

Джекки, Лив и Кей. Неужели они всё же смогли выжить? Ведь следы их присутствия в доме были, но… Вдруг те следы принадлежали не им? Надеюсь, Джекки и ради себя, и ради своих, сможет преодолеть все препятствия, и я тоже смогу, и когда-нибудь, когда Атаки прекратятся и Сталь будет иметь совсем другое значение, мы снова встретимся и сможем испытать искреннее счастье от встречи друг с другом, рассказать и с удовольствием выслушать истории своих путей… Надеюсь, мы выживем.

Диа и Маршал вытащили Кайю танцевать с ними. Еще чуть-чуть, и картина, на которой эти трое кружатся в составе прыгающего хоровода, пробила бы меня на улыбку, но в этот момент в моё личное пространство вторгся Рагнар. Он отходил отлить, и я не заметила, как он вернулся. Выкинув влажную салфетку на землю, он протянул мне руку и таким образом без слов пригласил меня вступить с ним в танец. Я согласилась. В конце концов, он мне больше, чем просто нравится, а здесь ещё и красивые декорации в виде оранжевого неба, и приятная компания в виде смеющихся близких людей.

Танец получился замечательным. Я навсегда запомнила его.

С нашей первой ночёвкой мы определились достаточно быстро и даже с некоторой лёгкостью: заехали в ближайший лесной съезд и, убедившись, что машину не видно со стороны дороги, разобрали сиденья – Диа и Маршал просто откинули назад свои, а мы перетащили все вещи из багажника в салон, благодаря чему смогли себе позволить полностью разложить заднее сиденье. Таким образом, сзади получился вполне приличный диван. Каждый имел в своём распоряжении по одной миниатюрной и вышитой дымчатыми цветами подушке – когда-то они украшали гостиный диван четы Агилера, – и по одному шотландскому пледу. Спать было не то чтобы комфортно, всё-таки ощущалась некоторая теснота, но зато не было холодно, по крайней мере мне, потому что Рагнар всю ночь обнимал меня, очень действенно исполняя негласные функции моего личного обогревателя. Я почти всю зиму проспала с ним в одной постели и уже давно оценила ценность теплоты его тела, так что в этой обстановке было даже приятно ощущать что-то знакомое и неизменно-приятное.

Глубокой ночью, около полуночи, где-то далеко в скрывающем нас лесу завыли волки. Они дали о себе знать достаточно громко, чтобы мы отчётливо услышали их протяжные песнопения. Кайя сразу же встрепенулась и испугалась, на что Маршал отреагировал словами: “Не переживай, волки не люди – они не убивают из чувства прихоти”. В его словах присутствовала отрезвляющая жестокость, но она была правдивой, а правда всегда действовала на меня успокаивающе, какой бы она ни была, так что всю оставшуюся ночь я, в отличие от некоторых других участников этого совершенно безрассудного похода, всю степень безрассудства которого мы в полной мере оценим чуть позже, проспала совершенно спокойным, беспробудным сном.

Глава 9

Провести ночь на разложенном заднем сиденье автомобиля среднего класса – далеко не то же самое, что провести ночь на мягкой перине пятизвездочного отеля, и хотя мне спалось как будто бы комфортно, проснувшись, я обнаружила ту же проблему, которую в итоге обнаружили у себя все спавшие рядом со мной: тело замлело так, что в пояснице возникла ноющая боль. Воспользовавшись временем, отведенным на прием завтрака, я только и делала, что ходила туда-сюда по заросшей лесной дороге, ковыряя вилкой содержимое своей консервной банки – кто бы ни придумал консервированное рагу, он был гением.

Птицы громко пели в недосягаемых кронах древних деревьев, воздух был свеж и чист, и ничто не предвещало проблем, однако стоило нам сесть в машину и снова вернуться на асфальтированную дорогу, как мы сразу же окунулись в суровую реальность: из-за брошенных на дорогах автомобилей и человеческих останков, проезд по ровной местности на автомобиле был почти невозможен. Почти, но не с таким талантливым водителем, каким является Маршал: мы каждые пять-десять километров съезжали с дороги на ухабистые обочины и заброшенные поля, но при этом ни разу не засели и не забуксовали там, где, казалось бы, ни одному автомобилю было не проехать.

Около полудня мы увидели в километре от нашей дороги небольшую жилую деревню. О том, что она жилая, свидетельствовали высокие огни, взмывающие от костров, пылающих вдоль границы деревни – рядом с кострами будто бы двигались человеческие силуэты. Вонь в воздухе от этих костров стояла отвратительнейшая, словно в этом огне сжигали животных – в своих личных предположениях я предпочитала думать именно об останках животных, а не о трупах людей. Мы поспешно миновали это поселение, однако от остатков зловония пришлось ещё долго отделываться – едва спасали заново открытые окна.

Вечером путь стал более свободным и, соответственно, лёгким: мы проехали целых пятьдесят километров, прежде чем перед нами выросло очередное серьёзное препятствие – на сей раз, это было поваленное на дорогу дерево. Маршал с Рагнаром распилили крону двуручной пилой, после чего мы смогли проехать по обочине и продвинуться вперед на еще двадцать километров.

За час до заката мы решили остановиться в очередном съезде, ведущем в густой лес. Этот вариант для камуфляжной ночёвки мог бы оказаться замечательным, но только не в тот час, в который мы избрали его.